Кровь нерожденных

– Это вам спасибо, – благодарно улыбнулся молодой человек, – садитесь.

Гоша распахнул переднюю дверцу белой «Волги». Только тут Курочкин заметил женщину на заднем сиденье. Он попытался заглянуть ей в лицо, думая, что это и есть жена милого молодого человека.

Женщина была в больших очках с затемненными стеклами, темная вязаная шапочка натянута до бровей.

– Это сестренка моя, Леночка, – объяснил молодой человек. – Дмитрий Захарович, если вас не затруднит, ремень пристегните, пожалуйста.

Перегнувшись через Курочкина, Гоша нажал рычажок блокировки передней дверцы.

Машина выехала на Бутырский вал.

– Вы знаете, как добираться до Черемушек? – спросил Курочкин.

– Разумеется, – кивнул Гоша, – не первый день за рулем. Можно через центр, можно по кольцу.

За окном крупными хлопьями валил снег. Курочкин, будучи человеком осторожным, решил пока не отвлекать водителя разговорами. Но молодой муж все-таки очень хотел узнать, что же так расстроило его супругу после визита в консультацию.

– Скажите, Дмитрий Захарович, сейчас, наверное, часто бывают всякие патологии у беременных. Время такое нервное, да еще озоновые дыры, экология и все такое. Вот лично вы, как врач, огорчаетесь, если видите, что ребеночек, еще не родившийся, крошечный, уже калека или вообще не жилец?

– Конечно, сейчас часто возникают проблемы, – вздохнул Курочкин, – и я, как врач, каждый раз переживаю, если вижу, что с ребенком что-то не так.

– А вы обычно сразу сообщаете об этом будущей маме или сначала проверяете еще раз, консультируетесь с другими врачами? Это же потрясение для женщины, можно сказать, горе. К тому же вдруг окажется, что все нормально, просто вы ошиблись. От ошибок ведь никто не застрахован.

Курочкин внутренне напрягся. Разговор явно переставал ему нравиться. Но молодой человек, будто почувствовав это, моментально сменил тему.

Машина уже минут пять стояла в безнадежной пробке.

– Елки-палки, – покачал головой Гоша, – там, кажется, авария впереди. Ничего удивительного – такой снегопад, машин много. Вы уж простите меня, Дмитрий Захарович. На метро, наверное, уже доехали бы до своих Черемушек.

– Ну, что вы, в метро сейчас давка, и восемнадцатый троллейбус редко ходит. Я бы ждал его до сих пор. Вы задаете мне общие вопросы, но я чувствую, вы хотите поговорить о вашей жене.

«Конечно, молодой человек ни на что не намекает, – успокоил себя Курочкин, – просто пуганая ворона куста боится. Особенно после случая с той женщиной… Как ее звали? Не могу вспомнить… Ведь впервые я отправил к Амалии женщину с совершенно здоровым плодом. Раньше тоже приходилось отправлять, но добровольно, за хорошие деньги, по предварительной договоренности. А чтобы так, усыпив…»

Курочкин поймал себя на том, что ему страшно. Впервые за годы работы с Амалией Петровной он боялся не ее, а самого себя. Одно дело – отправлять на искусственные роды беременных с уродливыми, нежизнеспособными плодами, или проворонивших первые месяцы юных вертихвосток, которые были рады-радешеньки избавиться от нежеланного ребенка, да еще заработать на этом, или многодетных матерей, живущих на грани нищеты. Да мало ли какие бывали ситуации, позволяющие и совесть успокоить, и гонорар получить…

Между тем они выехали из пробки, и Гоша развернул машину.

– Я знаю обходной путь, – объяснил он, – придется сделать небольшой крюк, зато никаких пробок. Так вот, Дмитрий Захарович, я еще хотел вас спросить про ультразвук. Там на экране человечек виден или что-то такое расплывчатое? Вот если бы я смотрел на экран, когда вы делали ультразвук моей жене, я бы мог разглядеть своего будущего ребенка?

– Вы бы увидели только расплывчатые формы, в которых разобраться может исключительно специалист. – Курочкина даже позабавило дилетантство молодого человека, и он добавил:

– А вам бы хотелось, наверное, увидеть на экране малыша, с ушками, глазками?

– Да, – признался Гоша, – хотелось бы. Ну хотя бы видно, как сердце бьется?

– Да, безусловно. То, что перед вами отдельное живое существо, вы поймете сразу.

– Интересно… Так вот, моя жена, Маша Гринева, приходила к вам в среду вечером. Или во вторник. Точно не помню, но вечером. Вообще-то мы поженилсь недавно, она все никак не может привыкнуть к новой фамилии, часто представляется своей девичьей. А девичья у нее – Мироновa. Мария Ивановна Миронова. Или Гринева – по мужу. Не помните?

– Что-то очень знакомое, – наморщил лоб Курочкин, но вспомнить не мог.

Хлопья липкого снега залепили стекла, ничего не было видно. Они ехали уже долго, и, взглянув на спидометр, Курочкин с удивлением обнаружил, что стрелка перепрыгивает за сто километров. И вдруг совершенно неожиданно подала голос все время молчавшая сестра молодого человека:

– Конечно, Мария Ивановна Миронова вам знакома. Только в консультацию к вам она не приходила, поскольку жила очень давно, в восемнадцатом веке, в славные времена Екатерины Великой и Емельки Пугачева.

Что-то екнуло у Курочкина внутри. Голос женщины… Где он мог слышать его раньше?

– У вашей сестры все в порядке с чувством юмора, – взяв себя в руки, заметил он. – А собственно, куда мы едем?