Кровавая любовь. История девушки, убившей семью ради мужчины вдвое старше нее

Патрисия покраснела и посмотрела в окно. «Откуда он об этом узнал?» Должно быть, ему рассказала мать.

– Разумеется, твоя мать мне рассказала, – произнес дядя Гас, словно читая ее мысли. – Она и отцу рассказала, просто он пообещал ничего тебе об этом не говорить.

Дядя Гас протянул руку и сжал ее колено.

– Дорогая, я единственный, кому ты можешь доверять. И я всегда буду тебе верить, несмотря ни на что. Но давай не будем им ничего рассказывать. То, что мы делаем в конфетном фургоне, будет нашим секретом, хорошо?

Патрисия ответила не сразу. Она все еще была смущена, все еще глядела в боковое окно на освещенные витрины магазинов на Милуоки-авеню, одна за другой вспыхивающих в какой-то темной нише ее все более запутывающегося юного разума одновременно с назойливо повторяющимся вопросом: «Я в беде?»

Сама она ответить не могла.

– Хорошо? – уговаривал дядя Гас.

– Хорошо, – произнесла она.

Патрисия не рассказала.

Рассказала только спустя годы, когда ее жизнь обернулась трагической катастрофой.

В маленькой комнате для свиданий Патрисия, поняв, что она сейчас рассказала, замолчала и едва ли не в шоке уставилась на сестру Берк.

Она начала сеанс с того, что поведала монахине о покаянии на занятии «покажи и расскажи» и, прежде чем успела осознать сама, рассказала о Гасе Латини то, что было похоронено у нее в голове долгие годы.

– Это был не отец, – пробормотала она. – Это был дядя Гас. Мужчиной в кошмаре был он. Я… не понимаю…

– Порой, когда разум не хочет иметь с чем-то дело, – объяснила сестра Берк, – он хоронит это глубоко в подсознании. Потом жизненные ситуации могут всколыхнуть то, что похоронено, снова вытолкнуть на поверхность разума. И тогда два уровня, два разных времени, нередко смешиваются. Те мелкие происшествия с отцом – казалось, Триш, совсем незначащие происшествия – разбудили все похороненные воспоминания об этом дяде Гасе. А поскольку перед тобой был уже не дядя Гас, а отец, твой разум совершил подмену.

– Боже мой, – тихо сказала Патрисия, медленно покачав головой. – Все эти годы…

– Для человеческого разума время почти ничего не значит, – сказала сестра Берк. – Дети очень часто хоронят свои плохие воспоминания на двадцать лет и даже дольше. Когда маленькие девочки подвергаются домогательствам, подробности они могут начать вспоминать только уже женщинами за тридцать. Сколько тебе сейчас?

– Через несколько месяцев будет тридцать три.

Сестра Берк кивнула. Пример, как по методичке.

Патрисия уставилась в пространство.

– Неудивительно, что я их ненавидела…

– Кого ненавидела?

– Мать, отца…

– Как ты думаешь, почему ты их ненавидела?

– Из-за того, что сделал со мной дядя Гас. Они должны были знать. Они должны были это остановить…

Она повернулась и с горечью посмотрела на сестру Берк.

– Это продолжалось годами…

12 Май 1964 года – июнь 1966 года

Долгое время дядя Гас не заходил с Патрисией дальше проделанного в первый раз, только стал откровеннее. Однажды одеяло соскользнуло с его поднятых колен, и она, почти как загипнотизированная, смотрела, что делает Гас, а тот, казалось, с еще большим удовольствием наблюдал за ней. Маленькая девочка увидела, как из большой розовато-пурпурной головки брызнул «сок» – так назвал его дядя Гас. И она поняла, зачем был нужен носовой платок.

С того дня Гас больше не заботился укрываться одеялом, а стелил его на ковер. Потом просто ложился с ней рядом, расстегивал молнию и принимался мастурбировать.

Только когда Патрисии было восемь, почти девять, Гас пошел дальше. Однажды теплым весенним днем за пару месяцев до ее девятого дня рождения Гас вообще снял брюки и трусы, и Патрисия впервые увидела член взрослого мужчины.

И испугалась – здоровый волосатый мешочек, густые черные волосы в паху и выше на большом животе, прямо человекообразная обезьяна, и нависает над ней, грозя обрушиться ей на лицо и задушить. Она заплакала.

– Милая, в чем дело? – с искренней тревогой в голосе спросил дядя Гас.

– Ты… меня… пугаешь… – всхлипывала Патрисия.

– Ой, дорогая, извини, я не хотел. Он упал на колени, чтобы обнять и успокоить девочку. Эрегированный член торчал между ними.

– Патти Энн, я никогда не хотел тебя пугать. Ты же знаешь, что дядя Гас тебя любит.

Он поцеловал ее в каждую щеку, потом отстранил на расстоянии вытянутой руки.

– Ты же знаешь, что штуковина дяди Гаса никогда тебе ничего плохого не сделает? – спросил он с улыбкой. – Ни раньше, ни теперь?

– Да…

– Вот видишь. Я снял штаны просто потому, что сегодня тепло. Можешь и ты, если хочешь.

– Я не… хочу, – сказала Патрисия.

– Тебе и не обязательно, дорогая, – проворковал он. И вдруг сказал: – Эй, у меня есть идея! Давай сегодня мой сок добудешь ты?

– Я? – нахмурилась Патрисия. – Как?

Гас взял ее маленькие ладошки…

* * *