Крылья для землянки

Тхорн приподнял левую бровь, впервые за всю историю их знакомства выражая эмоции лицом, пусть даже в уводе.

— Хочешь быть психически неполноценной? — уточнил он с легким сарказмом. — Если так, то есть более простые способы добиться этого.

— Нет, но…

Лиска осеклась, не зная, как лучше закончить мысль, обхватила себя руками, заходила взад-вперед по комнате, в очередной раз поражаясь, насколько досконально точно помещение отражается в уводе.

Умение уводить, главный признак телепата выше среднего, лежало основным водоразделом между женщинами и мужчинами на Горре. Крайне редко горианки достигали такого уровня телепатического развития, чтобы овладеть этим навыком, и она тоже вряд ли этому научится.

Совершенно созданная иллюзия, все до мельчайших деталей вокруг, как и все ощущения — холод, тепло, боль, тактильное восприятие, даже запахи. Уводящий брал почти полную власть над сознанием уведенного, который в реальности стоял, безвольно глядя в глаза. А высшие телепаты могли даже отвести глаза и заниматься своими делами, действуя параллельно в обеих реальностях — правда, это требовало известного психического напряжения.

Увод горианцы использовали сплошь и рядом — при обучении, когда требовалось что-то показать, в медицине, когда надо было экстренно обезболить, при сканировании — увод снимал большую часть неприятных ощущений. Или при манипуляциях с психикой, на которые имели право только высшие.

Именно это и намеревался сейчас делать Тхорн, терпеливо ожидающий, когда она перестанет паниковать. Но на этот раз, несмотря на все нежелание представать перед любимым учителем трусихой, Лиска не справилась.

— Мне страшно, что что-то пойдет не так, — беспомощно призналась она, закрыв лицо руками.

Тхорн сделал несколько шагов к ней, разомкнул ее ладони и уставился своими раскосыми глазищами:

— Лиска, то, что я сейчас сделаю, не приведет к открытию всех воспоминаний. То, что у тебя заблокировано, таким и останется. Мы с тобой знаем, о каких воспоминаниях идет речь, да?

От ее лица отхлынули все краски: Тхорн озвучил то, о чем она даже думать боялась, не то, что говорить. И надеялась, что никто не знает. Даже он.

Ее зубы с силой впились в нижнюю губу, и рот наполнил вкус крови.

— Откуда ты знаешь? — спросила она, с трудом набрав воздух. Даже легкие, казалось, онемели и отказывались служить.

— Я тебя сканировал во время занятий. Иначе я никак не смог бы определить, что для тебя безопасно, а что нет, — пояснил Тхорн. Лиска кивнула, показывая, что понимает, и опустила взгляд на его длинные пальцы, все еще удерживающие ее запястья.

— И ты видел, что там? — спросила она, едва удерживаясь от того, чтобы заскрежетать зубами.

— Не вполне. Ты ведь тоже плохо помнишь. Это от того, что твой мозг сам заблокировал эти воспоминания, чтобы избавить тебя от мучений. Со временем их можно разблокировать и…

— Нет, — Лиска с силой вырвала свои руки из его ладоней и шарахнулась в сторону, испуганно глядя на него, словно он мог броситься.

— Я не собираюсь делать это сейчас. Но рано или поздно тебе придется. Это надо вылечить, — невозмутимо сказал Тхорн, словно не замечая ее неадекватной реакции.

Виер.

Три дня, похожие на кошмар. Отстранение от работы, бесконечные разговоры с журналистами ради опровержений. Самое противное заключалось в том, что он почти ничего не мог опровергнуть. На все уточняющие вопросы (а все-таки, скажите, это правда, что ваша невеста спорила с вами из-за пре-сезариата? А правильно ли мы понимаем, что она действительно была с другими мужчинами раньше на Земле?) он отвечал «без комментариев», поясняя лишь, что текст первоначальной статьи взят из недостоверного источника, и он к нему отношения не имеет.

Но он имел к нему отношение. После сканирования и муторного объяснения с Цельсисом, Виер понял, что его предал кто-то из друзей, которым он имел глупость в состоянии сильного опьянения все рассказать.

— Надеюсь, это послужит тебе уроком. Я даю тебе неделю на улаживание этой истории с журналистами, потом можешь вернуться к работе, — подытожил их разговор эс-Арте. Он не счел его поступок заслуживающим наказания, но явно осуждал.

Это привело Виера в состояние затяжного невроза. Его осуждало слишком много уважаемых людей в последнее время, и теперь, после статьи, их число увеличилось кратно. За несколько часов с момента публикации его личная почта оказалась засыпана гневными посланиями от родственников, друзей и даже незнакомых людей. Мало кто счел его поступок оправданным, хотя в прессе выступали люди в его защиту, заочно нападая на Лиску за безнравственность.