Ксантиппа

— Великие Боги, то ли еще будет! — воскликнул Алкивиад, с нервной торопливостью ставя на прилавок свой блестящий шлем. — Из двух могущественных партий нашего города я должен избрать одну, чтобы основать с ее помощью большое государство. Но обе они одинаково мне противны, потому что обе одинаково неспособны ни к чему. Старые патриции, разжиревшие и глупые, сидят на мешках с деньгами и спрашивают, поднимется ли процентная ставка, если мы овладеем всеми морями до Атлантического океана. С другой стороны, ко мне лезет уличная чернь и, обдавая своим зловонным дыханием, кричит: «А будет ли парадный смотр войскам, когда вы установите мировое владычество Афин?» Ах, как становится гадко в такие минуты! Я не перестаю мыться с тех пор как сделался политиком.

— Ну, мой Сократ не интересуется ни процентной ставкой, ни парадами.

— Вот почему он мне и нужен. Говорю вам, Ксантиппа: только та партия завоюет мир, к которой примкнет Сократ. Мы все стали ужасно прозаичны; если его демон не увлечет нас за собою, тогда прощай наше могущество. Наши священные дубы падут под ударами топора, едва только свиньям не хватит корму. Без демона Сократа, старым временам наступит конец.

— Как это могло случиться, что вы толкуете со мною о подобных вещах? И в чем могу я быть вам полезной, если бы и хотела этого? Я даже не знаю, что такое муж мой называет своим маленьким демоном. Он никогда не хотел мне ответить на этот вопрос.

— Потому что он и сам не знает. Да и никто не знает. Я полагаю только, что в Сократе заключается новая сила, родственная любви. Но не старой, надоевшей любви к женщинам, — нет, а новой, непостижимой любви к другому, к человеку, к живому созданию. Все мы эгоисты, как жирные патриции, так и тощие плебеи, и прекрасная Аспазия, и вы, и я. Один Сократ не любит самого себя. Эта загадка не умрет; ей предстоит победить мир. И если я сумею подчинить себе Сократа, новое мироздание будет носить мое имя. Загадка не умрет. Но Сократ будет умерщвлен, если не захочет примкнуть ко мне.

Ксантиппа точно в забытьи покачала головою.

— Он ничего не сделает из страха смерти, — сказала она.

— Тогда пускай он последует за мною из любви ко мне.

— Он ничего не сделает из любви к вам, потому что любит людей, только взятых вместе, но никого в отдельности.

— Но он мне нужен! — воскликнул Алкивиад. Он опять схватил в руки шлем и надел его на голову. — Я собираюсь сегодня сговориться с чернью, которой, по крайней мере, не приходится трепетать за свой мешок с деньгами. Я жажду войны. За тысячи стадий хочу я уплыть отсюда, побывать во всех морях и водрузить изображение нашего Акрополя всюду, где найдется народ, стоящий того, чтоб быть покоренным. Но в то же время я должен быть уверен, что демон Сократа работает для меня дома!

Ксантиппа сложила руки, как бы в порыве благоговения перед силою Алкивиада.

— Ступайте, — произнесла она тихо. — Я объясню ему ваше дело. Я буду говорить с ним. Идите отсюда; я стыжусь своих собственных мыслей.

Улыбка играла на губах Алкивиада, когда он смотрел на взволнованную молодую женщину. Неужели изо всего этого выйдет самая глупая любовная история, какие только бывали в его жизни? Нет, теперь ему не до того.

Носильщик камней, пришедший спросить о чем-то хозяйку, дал ему возможность наскоро откланяться, после нескольких любезных слов.

Ксантиппа провела остаток дня как в лихорадке. Она не думала о том, чтобы поддаться искушению, но ласковые речи растрогали ей душу. Никогда еще не ждала она своего мужа с таким нетерпением, как в тот вечер; желание переговорить с ним заставило ее раньше обыкновенного вернуться домой из лавки. Надо же, наконец, передать ему предложение прекрасного искусителя! Ксантиппа поджидала Сократа, не зажигая огня, и в эти глухие часы ночного безмолвия перед нею проносились пленительные картины счастья, славы и любви. Полночь давно прошла, когда вернулся Сократ и зажег огонь, немало удивляясь, что жена не спит в такую позднюю пору. Не дожидаясь вопроса, Ксантиппа откровенно передала ему свой разговор с великим человеком, не утаив ничего. Сократ точно и не слышал, озабоченно отыскивая в это время какой-то нужный свиток. Но когда Ксантиппа закончила и вопросительно взглянула на мужа, он отвечал, не прерывая своих поисков:

— Что касается покушения на твою женскую честь, милая Ксантиппа, то оно было рассчитано лишь на женское тщеславие и не имеет ничего общего с самой сутью дела. Но в честолюбие Алкивиада я верю; я убежден, что этот малый способен достичь хотя бы и царского трона, будь у него мудрый советник. В молодости я считался хорошим наездником, а потому сумел бы научить его искусству укрощать народ и помог бы ему, и Алкивиад не поскупился бы заплатить мне какую угодно сумму за мои услуги.

— Значит, ты принимаешь его предложение? — в испуге воскликнула Ксантиппа. — Ты поможешь создать монархию?

В эту минуту Сократ нашел свой свиток, раскрыл его и, держа перед собою, с ласковой улыбкой взглянул на жену: