— Эй, осторожней! Расплескаешь — снова за водой отправим.
— А вдруг, он нас подслушивал?
— Да брось ты! И шкуру припас, чтоб подслушивать сподручней было?
У вама нас встречает удивленная Ксапа с малышом на руках. Подмигиваю ей и прохожу мимо. Физиономия ее становится еще более удивленной.
— Смотри, Олежка, какой наш папа — первый парень на деревне! — слышу за спиной. — Девки за ним косяком бегают.
Заканчиваем склад горюче-смазочных материалов, перекатываем туда бочки с топливом. (Опять от нас неделю этой гадостью пахнуть будет.) Генераторную пока не начинаем — кончились гвозди и цемент. Цемент — это такой порошок, из которого камень делают. Пока Михаил не подвезет, у шабашников выходной день. Мы с Ворчуном и Фантазером теперь тоже шабашники. А я еще заместитель бугра. Бугор — это Платон.
Подходят Мудр с Головачом. Геологи обозвали их приемной комиссией. Мудр стучит по стенке кулаком.
— Нет, такой хыз сто лет не простоит.
— Ты же сказал, что через три года мы здесь не то, что оленей — всех мышей съедим, — ухмыляется Головач. — Зачем нам хыз на сто лет?
Мудр качает головой и задумывается.
— Сто лет не простоит, а тридцать — гарантирую, — заявляет Платон, когда я перевожу ему разговор.
Пока работы нет, решаю потренироваться с копьем. Ксапа говорит, Жамах наладила центровку и баланс моего копья, теперь оно точнее летать будет. Я как-то и до этого не жаловался…
Беру копье и, чтоб с охотниками не столкнуться, иду в сторону перевала. Перехожу мост и вижу свежие следы. На камнях много не углядишь, но кто-то тут шел совсем недавно. Иду по следу. Вдоль ручья земля мягкая, след четкий…
Опаньки! Не меньше шести охотников! Следы крупные! Шаг широкий. У нас таких рослых — по пальцам пересчитать. Кремень, Мудреныш, Головач в поселке остались, не их следы. Тогда кто же?
Хочу Мудра предупредить, да как на зло рацию в ваме оставил. На стройке рация не нужна, выложил из кармана, чтоб не поломать. И забыл. Бежать, предупредить? Поселок на другом берегу, брод далеко, так что чужие нашим пока навредить не смогут. Крадусь как охотник за дичью.
Чужие осторожно идут, открытых мест избегают. Первый раз в наших местах — это потому что след иногда в тупики заводит, потом назад идет, озерцо или скалу обходит.
Слева в траву падает камень. Оборачиваюсь на шум — и получаю древком копья по голове…
… Ой, как больно! Пытаюсь пошевелиться — руки и ноги связаны вместе. И голова болит. Никого не предупредил и так глупо попался. Как ребенок!
Перекатываюсь на другой бок. Лежу под кустом на краю поляны. В пяти шагах от меня сидят и тихо беседуют те, кого я выслеживал. Ну да, шесть охотников. Рослые, широкоплечие, могучие. У каждого копье и другое оружие. Не Заречные, не Степняки. Незнакомые.
— Парни, — говорю, — мы с вами не воюем. Развяжите меня.
Все шестеро поворачиваются ко мне, говорят что-то на своем языке. Некоторые слова кажутся знакомыми. Жамах так говорила, пока наш язык не выучила! Это Чубары. Принесла их нелегкая! И языка совсем не знаю. Хорошо, если пару сотен слов запомнил. И полсотни ругательств. Сложный у них язык, почти как русский, на котором Ксапа говорит. Эх, поздно Ксапа начала чубарский учить… Попробую по-ихнему.
— Я ты нет война. Я знать женщина Жамах. Чамах, — пытаюсь как можно точнее выговорить ее имя. — Ты знать Жамах?
— Ты… Жамах? — один даже на ноги вскочил.
— Жамах женщина охотник. Жамах жить мой… — Как же «вам» по чубарски? — Я вместе жить Жамах. Жамах родить ребенок. Охотник. Недавно.
Как мало слов! Чубар спрашивает что-то, а я ничего не понимаю. Так ему и говорю:
— Не понимать. Говори медленно. Говори просто.
Понял. Теперь четко и медленно выговаривает каждое слово. Остальные тоже столпились вокруг меня, в рот смотрят.
— Жамах жива?
— Жамах жива. Вчера Жамах я ходить охота. Мой женщина сидеть кормить ребенок Жамах.
Все чубары заговорили разом. Спорят о чем-то.
— Ты ЛУПАЧ Жамах?
— ЛУПАЧ не понимать.
Парень жестами показывает.
— Нет. Я нет ЛУПАЧ Жамах. Я Жамах друг. Я ЛУПАЧ мой женщина.
Опять спорят. Причем, обо мне и на повышенных тонах. Что бы им такого сказать?
— Я ты идти Жамах. Жамах радоваться. Мой женщина радоваться. Мой женщина варить мясо. Я ты есть мясо.
Выслушивают меня внимательно и опять спорят. А мне в голову идиотские мысли лезут, что Жамах только среди наших баб крупной выглядит. А среди этих охотников — обычная баба, на полголовы ниже мужчины. А степняки рядом с чубарами вообще дети. О, еще одно чубарское слово вспомнил!
— Эй! Я Жамах брат.
— Нет, — оборачивается ко мне парень, — я брат Жамах.
Кажется, я не то ляпнул. Что-то изменилось Чубары уже по-другому спорят. Пятеро убеждают в чем-то шестого, самого рослого, что на голову выше меня будет. Рослый рявкает, четверо замолкают. Теперь только двое ругаются — тот парень, который первый откликнулся на имя Жамах и рослый. Остальные четверо сидят, слушают, не вмешиваются. Спорщики раньше кричали, руками махали. Теперь произносят слова четко, медленно, зло. Ох, не нравится мне это…