Кто здесь власть? Граждане, государство и борьба за Россию

Кампания стала не столько прямым выпадом против оппозиции, сколько способом настройки общественного мнения по вопросу, который явно был оппозиции неприятен. Иными словами, религия стала яблоком раздора. 14 мая 2014 года журналист Владимир Легойда, входящий в церковную иерархию, но не имеющий сана, воспользовался своим статусом одного из самых заметных представителей Церкви и написал колонку для “Независимой газеты” – той самой газеты, которую Чаплин годом ранее использовал, чтобы начать кампанию. Легойда написал:

Пословица, напоминающая, что не следует ходить со своим уставом в чужой монастырь, потому, видимо, настолько укоренена в сознании жителей многонациональной России, что отражает архетип россиянина. Ведь и известная история с кощунственной акцией в храме Христа Спасителя вызвала споры лишь относительно суровости наказания, практически никто не симпатизировал непристойным танцам перед алтарем²².

Несомненно, дело не ограничивалось судом над тремя панк-активистками – нужно было обеспечить, чтобы как можно больше россиян считали, что своими действиями группа Pussy Riot нанесла оскорбление им лично²³. Закон о защите чувств верующих стал призывом для консерваторов всех сортов – или, как выразилась либеральная газета “Ведомости”, для всех “квазисиловых групп, состоящих из взрослых мужчин с подростковым сознанием, мечтающих носить фольклорные костюмы и пугать ближних”, – и этот призыв сработал²⁴. Народ оставался “взбудораженным” еще долго после того, как был принят закон о защите чувств верующих, а Толоконникова и Алехина отсидели свои сроки и вышли на свободу.

Пожалуй, никто не воплощал дух того периода лучше, чем Дмитрий Цорионов-Энтео, руководитель движения “Божья воля”, известный организацией беспорядков на московских художественных выставках, которые казались ему святотатственными. “Среди либералов есть апостолы антихриста, – сказал Энтео The New Times в 2015 году, после того как его группа разгромила крупную выставку скульптуры, – и я знаю их по именам”²⁵. Оппозиционеры прекрасно понимали, что Энтео говорит о них.

Семейные ценности

Если к принятию закона о защите чувств верующих Путина подтолкнули его противники, то второе яблоко раздора после протестов на Болотной ему подкинул друг, о существовании которого он, возможно, и не подозревал. В 2007 году 33-летний Виталий Милонов вошел в Законодательное собрание Санкт-Петербурга и вскоре сделал себе имя, выступая с консервативных позиций, например, призывая запретить преподавание теории эволюции в школах или создать казачью “полицию нравов” для патрулирования улиц²⁶. Большая часть его инициатив не встречала поддержки, но в феврале 2012 года – после нескольких месяцев попыток и всего через неделю после акции Pussy Riot в храме Христа Спасителя – он все же сумел добиться, чтобы Законодательное собрание Санкт-Петербурга приняло закон о штрафах за пропаганду “педофилии и гомосексуализма”²⁷.

Играя на враждебности общества к ЛГБТ-сообществу и превращая эту враждебность в политический ресурс, обращенный против предположительно прозападной оппозиции, Кремль просто применял давно известные на Западе техники. Маргарет Тэтчер пыталась сыграть на антипатии общества к правам гомосексуальных меньшинств на британских парламентских выборах 1987 года, а также в кампании за принятие “статьи 28” в целях недопущения формирования “положительного образа” гомосексуальности в образовании. Параллели с российским законом не случайны.

Столь же противоречивый, как дело Pussy Riot, начавшийся крестовый поход против ЛГБТ разжег такие страсти, каких в российской политике еще не видывали. Изначально деятельность Милонова в Санкт-Петербурге не привлекала особого внимания и вызывала лишь незначительные дискуссии в прессе. Основную поддержку Милонову в то время оказал влиятельный тележурналист Дмитрий Киселев, который сказал, что “сердца [гомосексуалов] надо вырывать, сжигать и закапывать в землю”²⁸. Однако на первых этапах кампании мнение Киселева было исключением. Для большинства россиян вопросы ЛГБТ вообще не стояли в повестке дня.