Кубок Брэдбери-2021

В этой музыке было легко потеряться, она походила на падение. Падение не случайное, а осознанный шаг с края пропасти. Темный подвал, в котором нет света. Она еще видит, но это уже запрещено. Боль в пальцах, растягиваемых кожаными ремнями. Священник, что-то бормочущий над ее лицом. Жуткая резь в глазах.

Мия вспомнила. Дрогнувший смычок соскользнул, резанув воздух громким некрасивым звуком. Лопнула струна скрипки, ударила по щеке. Мия села на пол, дрожа и прижимая к себе инструмент. Ее замутило, показалось, что воздухе резко запахло гарью.

Разве он так уж и скрывал от нее раньше? Она знала, как изменились ее пальцы, почему это не пугает, а ослепление приводит в ужас? Нет, это тоже не новость. Он же много раз повторял, что чувства лишь мешают сосредоточиться на главном. Вот и удалил их все.

Мия слышала истории о детях, которым специально ломали ноги, искривляли позвоночник, ослепляли… Чтобы вызвать больше жалости, когда те пойдут просить денег. Ее дар – не творение Бога, он создан жадностью и жестокостью. Раньше она думала, что Бог выбрал ее для чего-то важного. И это помогало пережить пустоту и темноту вокруг. Она поверила в это еще больше, когда научилась играть так, как теперь. Но Бог ее не выбирал. Она не особенная, а наоборот. Поломанная.

Мия сидела на полу и медленно отрывала от скрипки струну за струной. Их она наматывала на свои нечеловечески длинные пальцы.

Под окном цвел миндаль. Приближалась Пасха.

* * *

Вечером она отказалась выходить из комнаты. Отец Пеларатти, увидев разорванные струны и исцарапанные руки, пришел в ярость. Он кричал на нее, стучал кулаком по стене, но Мия осталась равнодушна.

– Я никуда не пойду, – твердила она одно и то же голосом тихим, но твердым.

Священник заламывал руки и наигранно вздыхал, хлопал дверью и уходил, возвращался снова. Мия не ела, не пила, не поднималась с пола. Раньше он мог и ударить ее. Но теперь не решался, слишком многое от нее зависело, к тому же синяки могли заметить.

Новые струны натянули на скрипку уже на следующее утро. Отец Пеларатти осторожно положил инструмент перед Мией. Она его не коснулась.

– Скоро Пасха! – пытался убедить ее священник. – Все уже знают, что ты будешь играть! Это обсуждают везде!

Мия смотрела в темноту. Ни одного огонька вокруг. Почему у нее все отобрали?

Тихие шаги по комнате, она почувствовала их вибрацию щекой на деревянном полу. Сладкий запах дыма. Голос епископа.

– Бедная девочка.

Он опускается на пол рядом с ней. По тону Мие кажется, что он не жалеет ее, а улыбается. Рядом с ним лежать на полу ей становится стыдно. Что он делает здесь? Наверное, отец Пеларатти позвал его, решив, что тот убедит ее подняться.

Он говорит медленно, очень-очень тихо. Но она слышит его слова будто внутри головы.

– На этом свете полно людей, с которыми поступили несправедливо. Они болеют и умирают, ничего не получив взамен. Свою цену платят даже те, кто считает себя счастливчиком. Даже те, кто не знает об этом. В итоге каждый из нас потеряет все. Твоя плата велика. Но ты получила за нее несоизмеримо больше. И да, это плохое оправдание для мира, но скажи честно, ты отказалась бы от скрипки теперь, если бы могла выбирать?

Он ушел. Отставив Мию одну. Щеки ее горели. Руки ее судорожно шарили вокруг в поисках скрипки. Нашла. Прижала к себе. Потрогала свежие струны.

Новая мелодия была тихой и тоскливой. О потерях и одиночестве.

Она так отчаянно хотела видеть, а музыка показывала лишь обрывки, лишь огоньки, но не солнце. Но Мия знала, что выбрала бы скрипку. Не раздумывая.

* * *

К Пасхе Мию готовили специально. Она разучила столько подобающих мелодий и гимнов, что могла бы играть сутками без перерыва. Темное платье делало ее похожей на монахиню. Но во что ее одевали, она никогда не интересовалась. Мия ждала этого выступления с момента приезда. Оно было самым главным. И почему-то ей казалось, что там произойдет что-то чудесное.

Ее разбудили рано, солнце едва начало всходить. Отец Пеларатти вел ее за руку по каменной мостовой. Сырой утренний холод заставлял ежиться, но день, наверное, будет жарким. Рассеянный свет восхода ощущался где-то в уголках глаз. Хоть раз бы увидеть солнце таким, как во сне.

В церкви сладко пахло воском и ладаном. Каждый шаг отражался бесконечной гулкой высотой. Мия ощущала, как эхо улетает далеко вверх, и не могла представить размеров этого здания. Казалось, будто оно достает до облаков. А звуки ее музыки достанут сегодня до неба.

– Епископ скажет тебе, что играть. После проповеди, после хора. В самом конце. Ты же справишься? – голос отца Пеларатти дрожал от волнения. Он неумело обнял Мию в первый в жизни раз и тут же отошел. От неожиданности она не успела ответить.

Епископа она узнала по дыханию, по шагам. По легкому запаху дыма. Может, это запах горящих свечей?

– Что мне сыграть? – спросила Мия, не поворачиваясь к нему.

– Разве могу я тебя ограничивать? – в его голосе опять улыбка, но сегодня она грустная. – Ты сыграешь то, что нужно. Сыграешь как никогда. Мне так сказали…

* * *