Кукловод Тысячи и одного заговора

Эмиссар Господина Распада ловко спрятался на самом видном месте, изображая собственную статую… Но этого оказалось недостаточно. И теперь его жизнь — прервалась, а вместе с ней — и существование и туманного и темного миров.

Проповедник падает на колени, сраженный гибелью воплотившего его бога, который никогда не был богом… Распад обратился против самого себя, как смертельный яд — антибиотик, уничтожает проявления жизни, останавливая заразу. Проповедник, видя, как рушится символ его веры, упал на колени, и голова в круглом шлеме заняла наконец-таки, свое место на среднем штыре.

— Мне понравилось воевать за тебя, юный служитель древнего Заговорщика, — усмехнулся огнеглазый, медленно растворяясь в воздухе. — Мое имя — Архаон. Позови меня, и я приду на твой зов.

— Удачи тебе на ступенях Лестницы[30], - проводил я его, кидаясь сквозь падающий в распаде мир к главной награде, на которую нацелился с самого начала этого похода.

Лёсса, сложив руки на груди, с грустной усмешкой наблюдала за гибелью выстроенного ей самой мира. Он был воздвигнут на ненависти и жажде зла, и теперь, когда ненависть была утолена, когда все, бросившие ее в огонь, погибли — ее мир рушился. Обычный исход успешной мести.

Транс предвидения позволял мне выбирать, куда поставить ногу между рушащихся вниз, в тартарары, кусков мира, что принимали облик массивных плит. Во тьму погибельную улетело, распадаясь прахом, тело Проповедника, а душа Кристэллы Улф взвыла, отправляясь к тому самому богу, посланнику которого она столь верно служила.

Мостовая под ногами Лёссы уже распадалась, когда я подхватил ее на руки. Девочка удивленно посмотрела на меня.

— Зачем? — лаконично спросила она.

— Неужели ты серьезно подумала, что я сдохну, и отправлюсь обратно туда, откуда явился, даже не попытавшись вытащить тебя? — покачал головой я, проскакивая над очередным провалом в бездну. — Не дождутся! Мои амбиции простираются куда дальше, чем просто хапнуть кусок экспы и успокоиться на этом. Именем Лоргара Аврелиана! Да воссияет Истина!

"Testamentum veritas", "Основание истины", подлинная Книга Лоргара, не тронутая безумием и тщеславием Эреба и Кор Фаерона[31], открылась, почти неслышно в окружающем гуле гибнущего мира шелестя страницами. Слова, услышанные Золотым примархом от лиловоглазых жителей места, где люди встречаются с богами, раскололи окончательно и так уже надломленную реальность, и следующий шаг я сделал среди завывающий вихрей, среди руин прекрасного дворца, возведенного из чистейшей белой кости.

Звезды плясали над нашими головами, захваченные невиданной силы бурей. И их свет едва пробивался через мерцание красно-фиолетовой спирали, ужасного Ока, в которое бесконечно рушилась уничтоженный Хаосом мир.

Лишь черный контур на растрескавшемся, но все еще прекрасном в своем совершенстве, полу отмечал место, где сошлись когда-то в бою смертный и воплощение бога… и где бог пал, не устояв. Капли ихора прожгли кость, и которой его верующие возвели ему храм, оставив уродливые шрамы на полыхающих белизной ступенях.

— Те, кто были, и кого больше нет. Даже их потомки не помнят тебя, Не-забытая, — склонил я голову, салютуя павшему величию.

— Мне холодно, — ответила дрожащая на моих руках девочка. — И я хочу есть.

— Это хорошо, — согласился я. — Это значит, что из бездны ненависти и распада ты возвращаешься к жизни. А нам следует поспешить.

Я поднялся по ступеням, некогда знавшим поступь тех, кто создавал богов, как оружие для войны… и пал, не выдержав последствий своего искусства. Портал храма, вместо того, чтобы пропустить нас к давно разрушенному алтарю, перенес нас ко Вратам Вечности, где в вечной битве сошлись крестоносцы, чья истина столкнулась сама с собой, становясь кровавой ложью для всех, кто сошелся здесь в бою. Гиганты, закованные в тяжелую броню, разили друг друга сталью и колдовством, ослепленные собственной истиной, и не будучи в состоянии увидеть чужую… А тот, кто осмелился бы на подобное святотатство — проиграл бы и лишился всего, ибо стал бы предателем для всех сошедшихся здесь в беспощадном бою.

— Мне страшно, — сказала Лёсса, когда паразитное сияние пронесшегося рядом заклятья, отправленного во врага воином в синем и золотом, искупало нас в своей сияющей тьме.

— Это хорошо, — повторил я. — Это значит, что ненависть оставляет тебя.

Я поставил ногу на спину павшего гиганта, закованного в броню цвета дорогого вина, и морда демона с его оплечья приветствовала нас радостным оскалом. Я прыгнул, отталкиваясь от мертвого воина веры, и тетраврата закрылись за нашими спинами, приведя нас к месту следующего шага.