Культура Zero. Очерки русской жизни и европейской сцены

«Я – ветер» можно рассматривать как вторую часть дилогии по Фоссе. Только поставлена она не в Париже, а в Лондоне, в театре Young Vic. Заметим в скобках, что это один из самых европеизированных театров вообще-то жутко консервативной Англии, и я, признаться, с трудом представляю себе этот спектакль на какой-то иной лондонской сцене. Сценограф тут все тот же Ричард Педуцци. И его декорация гениальна в своей обманчивой простоте. Сцена землисто-серого цвета поначалу пуста, и кажется, что на ней какая-то лужа, словно ее забыли хорошенько протереть после дождя – в Авиньоне спектакли часто играют под открытым небом, если не повезет, то прямо под ливнем. Двое героев выходят на сцену. Один – изнемогающий, уставший жить, ходить, дышать. Другой – заботливый, пытающийся подойти ко всему рационально, понять причины усталости и меланхолии своего собеседника. В самый первый момент спектакля Другой возьмет брата-друга-любовника на руки и будет долго стоять, прижимая его к себе, словно маленького ребенка. А потом… Потом становится ясно, что перед нами пустынный берег, что лужа – это отмель. По сюжету пьесы, если слово «сюжет» вообще применимо к драматургии Фоссе, герои отправляются в некое путешествие на лодке по морю-океану. Но лодки у Педуцци и Шеро нет. Зато вдруг, как из-под земли, из этой самой отмели вырастает плот. Покрытый чавкающей грязью и укрепленный на сложном гидравлическом устройстве, он похож на какое-то лох-несское чудовище. Герои стараются сохранить равновесие на его скользкой поверхности, которая ходит ходуном, пытаясь сбросить с себя двух насельников. Зримо и почти осязательно нам явлен образ моря-жизни, волнуемого, колышущегося, с его приливами и отливами, с волнами и штилем, который сменяется бурей. И образ моря-смерти, неумолимо влекущего в свои бездны: ведь никто и ничто не заставляет героев пускаться в опасное плавание. Спасительный островок-плот тут, кажется, заодно с океаном. С этим вечным хаосом, так и не преобразившимся в космос.

«Я – ветер» Йона Фоссе, постановка Патриса Шеро, Театр де ла Вилль (Париж) совместно с лондонским Young Vic и Авиньонским фестивалем, 2011.Кадр видеозаписи

В фильме Ларса фон Триера к земле несется планета Меланхолия, чтобы уничтожить все живое. В спектакле Шеро мрачная бездна разверзается не в просторах Вселенной, а тут же, буквально под ногами у героев. В фильме Триера, если не считать многочисленного окружения, тоже только два героя. Но женского пола. Две сестры. Одна (Кирстен Данст), утратившая связь с миром, не умеющая существовать в нем, и Другая (Шарлотта Генсбур), рассудительная, пытающаяся спасти сестру. Приближение Меланхолии первая сестра принимает стоически. Она не мечется, подобно Другой, в поисках спасения. Вот у Фоссе зараженный меланхолией Один, по пьесе – спасенный некогда Другим, принимает бурю почти равнодушно и в конце концов прыгает за борт, оставляя Другого в ужасе метаться по плоту. «Я – ветер», – говорит Один…

Для того, кто порвал связи с миром, отринул все земное, перестал быть чем-то и кем-то (ибо что такое ветер – он есть и нет, он движение воздушных масс), встреча с небытием, или с самим бытием, вот с этим то ли мыслящим, то ли бесчувственным и безмозглым океаном, не так болезненна: ему (ей) не о чем жалеть, в нем (ней) все уже без остатка пожрала меланхолия.

В сущности, у Фоссе-Шеро и у Триера – одна и та же идея, одно умонастроение, один и тот же взгляд на жизнь, которая не стоит того, чтобы ее прожить. Но Триер в последнем фильме явно воспринимает свою меланхолию как повод для громких, патетических заявлений. Сама форма его апокалипсиса помпезна. И изломанное, болезненное мирочувствование его персонажей, читающих о приближении планеты-убийцы на интернет-сайтах, не так-то просто совместить с красивым оперным антуражем.

В спектакле Шеро, в отличие от фильма Триера, пафоса, не говоря уж о помпезности, нет вовсе. Есть серый опустевший, кончающийся «не взрывом, но всхлипом» мир, который заполнила одна меланхолия.

Ромео Кастеллуччи: рай длится мгновение

17/07/2008

Фантазия на темы «Божественной комедии» Данте, сочиненная знаменитым итальянцем Ромео Кастеллуччи в 2008 году специально для Авиньона, стала главным событием главного театрального форума Европы и вообще событием в мире театра.

О каждой из трех частей этой грандиозной сценической фрески надо бы написать отдельную статью, так насыщено подробностями театральное сочинение Кастеллуччи. Но части составляют единое целое, и только как целое их и стоит рассматривать. Самая грандиозная, конечно же, – «Ад», сыгранный на главной площадке фестиваля, в знаменитом дворе папского дворца. Самая темная по смыслу и строгая по воплощению – «Чистилище». Самая короткая и безнадежная «Рай». Она длится всего три минуты, и сакраментальное: «Оставь надежду, всяк сюда входящий», надо бы повесить именно здесь – над входом в церковь селестинцев, где итальянский гностик поместил свой парадиз.