Культы, религии, традиции в Китае

Источники первой группы — это «систематизированные» тексты, названные так Б. Карлгреном [524] потому, что в них уже в древности включались не столько описания реальных людей, фактов и событий, сколько рассуждения на тему о том, какими должны быть они в соответствии с теми представлениями, которые складывались и приобретали нормативный характер в ту эпоху. Конечно, это не значит, что тексты такого типа («Лицзи», «Чжоули», «Или») являли собой только социальные утопии. Совсем напротив, их материал в известной степени отражал реальные отношения в обществе. Но эти отношения подавались в сглаженном, идеализированном виде и приобретали характер стройной схемы, игнорирующей зигзаги реальной действительности. Публиковавшиеся много позже того времени, которое в них описывалось, «систематизированные» тексты как бы демонстрировали современникам и многочисленным поколениям потомков те идеальные формы бытия и взаимоотношений в обществе, которые следовало воспринимать в качестве эталона. И поскольку воспроизведенные в этих книгах образцы поведения и порядок взаимоотношений в общем-то основывались на древних нормах обычного права (хотя и модернизованных, приспособленных к новым условиям и потребностям), призыв следовать этим нормам и образцам делал свое дело. Канонизированные «систематизированные» своды правил социального поведения сыграли в истории конфуцианского Китая роль, аналогичную той, которую сыграли библейские заветы или заповеди Корана в истории христианских или исламских стран.

Близко к «систематизированным» текстам стоит вторая группа китайских источников — многочисленные трактаты, древнейшие из которых примерно одновременны с этими текстами и датируются предханьской эпохой. Одни из них, как приписываемый самому Конфуцию «Луньюй» или труд его крупнейшего последователя — «Мэн-цзы», по своей роли в истории страны и воздействию на формирование всех особенностей китайской цивилизации фактически идентичны «систематизированным» текстам. Другие, особенно неконфуцианского толка трактаты, в большинстве своем также представляющие систематическое изложение идей и позиций их авторов, сходны с «систематизированными» текстами по структуре, но весьма отличны от них по значению, по роли и месту в системе духовных ценностей й институтов Китая. Наибольшую роль в этом плане сыграли некоторые даосские и легист-ские трактаты («Даодэцзин», «Чжуан-цзы», «Шанцзюнь шу», «Гуань-цзы», «Хань Фэй-цзы»), идеи и теории которых заложили основы онтологических и натурфилософских представлений, а также административно-бюрократической структуры императорского Китая. Значительно меньшее воздействие на характер и формы мышления, на формирование государственной и общественной структуры Китая оказали другие трактаты, в том числе и некоторые выдающиеся произведения древнекитайской мысли, как, например, «Мо-цзы».

К третьей группе важнейших источников следует отнести сочинения нарративного характера, хроники, исторические повествования. С точки зрения достоверности сообщаемого материала, отражения фактов реальной жизни и подлинных социальных связей описываемой ими эпохи эта группа источников наиболее предпочтительна. Однако и здесь необходимы оговорки. Во-первых, — за исключением сравнительно немногочисленных эпиграфических памятников, — собранные в таких сочинениях сведения являются обычно сообщениями из вторых, а то и из третьих рук, что сильно снижает их документальную ценность. Во-вторых, все они обычно несут на себе более или менее сильный отпечаток традиций, точек зрения и критериев оценки, принятых в эпоху жизни их авторов и санкционированных определенной системой взглядов, основы которой были сформулированы в канонических «систематизированных» текстах. Для лучшей характеристики источников этой группы их целесообразно разделить на несколько подгрупп.

Прежде всего, это древнейшие памятники типа «Чуньцю», «Шицзин» и «Шуцзин», в составлении или редактировании которых принимал участие сам Конфуций. Собранные в этих памятниках материалы несут на себе отчетливое влияние морализирующего начала. Вся заключенная в них сумма сведений как бы ставит своей целью отчетливо, даже навязчиво продемонстрировать читателю идеал добродетели и воплощение порока, достижения тех, кто шел «истинным путем», и бесславный конец избравших неверную стезю, — недаром эти три сочинения со временем стали первыми в ряду конфуцианского канона. Однако вместе с тем в этих сочинениях, прежде всего в «Шицзин», можно обнаружить и немало очень ценных материалов о жизни и быте простых людей, об обычаях, нравах и традициях того древнекитайского общества, которого еще не коснулась «морализирующая струя». В этом смысле' показательно, что весь пафос позднейших комментаторов был направлен на то, чтобы «растолковать» отрывки из «Шицзин», «раскрыть» якобы заложенный в них аллегорический смысл, тесно связанный с конфуцианскими нормами и критериями.