— Губком все еще пытается договориться с руководителями Харби шуро. — Олькеницкий начал с того, что больше всего волновало его самого. — Изо всех сил пытаемся мирно разрядить сложную политическую обстановку. Но пока из этого ничего не выходит. Боюсь, что тут стена.
— Не скрою, — сказал Мулланур, — у нас тут, в комиссариате, сложилось мнение, что настало время ликвидировать эту, окончательно скомпрометировавшую себя, контрреволюционную организацию. Как смотрит на это Казанский губком?
— Шейнкман говорил мое, что у вас зреет такое радикальное решение. Мы с ним обсуждали этот вопрос. Честно говоря, мы считаем, что пока этого делать не следует. Губком и Казанский Совдеп все-таки еще надеются мирно разрядить обстановку. Но, конечно, окончательное решение проблемы Харби шуро остается за вами. Если Центральный комиссариат по мусульманским делам…
— Ну а лично ты как считаешь? — перебил его Мулланур.
— Лично я, — медленно, взвешивая каждое слово, сказал Олькеницкий, — лично я на вашем месте не торопился бы с крутыми мерами. У Харби шуро сейчас под ружьем десять тысяч бойцов. Мы ведем среди этих солдат активную пропаганду, разъясняем им политику нашей власти по нацвопросу. Короче говоря, считаем неправильным решать национальный вопрос при помощи штыка.
— Да, — задумчиво сказал Мулланур. — Мы тоже так считаем. Однако…
Он не договорил.
Друзья помолчали. Каждый понимал, о чем думает собеседник. Слова были не нужны.
— Сейчас мы конференцию готовим, — заговорил Мулланур. — Первую Всероссийскую конференцию рабочих-мусульман. Собственно, подготовительную работу уже закончили. Связались со всеми прогрессивными мусульманскими организациями. В подготовке этого форума мусульманского пролетариата свободной России приняли участие мусульманские социалистические комитеты Москвы, Петрограда, Казани, Уфы, Перми. Были у нас в комиссариате делегации рабочих-мусульман Самары, Архангельска, Коканда. Десятки заводов и фабрик России одобрили наш план. Выразили желание принять участие в конференции такие организации, как общество мусульманских приказчиков, демократический союз мусульманских женщин…
Мулланур так увлекся рассказом о подготовке конференции, что даже не сразу вспомнил, почему вдруг решил заговорить на эту тему.
— К чему это я? — перебил он себя. — А-а… Я хотел сказать, что это вопросы тесно связанные. Решения конференции, как нам кажется, сыграют огромную роль в разрешении национального вопроса среди татар и башкир. Я думаю, что конференция окончательно выбьет почву из-под ног контрреволюционных руководителей Харби шуро.
— Пожалуй, — согласился Олькеницкий. — Однако было бы очень важно еще до начала конференции опубликовать Положение о Татаро-Башкирской республике.
— У нас все готово, — сказал Мулланур. Достав из ящика стола тоненькую папку, он вынул оттуда перепечатанный на «ундервуде» текст Положения и протянул его Олькеницкому.
Приблизив листок к глазам, тот медленно стал читать Положение о Татаро-Башкирской Советской республике:
«1. Территория Южного Урала и Среднего Поволжья объявляется Татаро-Башкирской Советской республикой Российской Советской Федерации.
2. Определение границ производится на основе проекта башкирских и татарских революционных организаций: вся Уфимская губерния, башкирские части Оренбургской и Казанской губерний (за исключением чувашско-черемисской части) и прилегающие мусульманские части Пермской, Вятской, Симбирской и Самарской губерний. Окончательно границы устанавливаются Учредительным съездом Советов республики.
3. Политические и экономические взаимоотношения западной части республики и Башкирдистана определяются Учредительным съездом Советов Татаро-Башкирской республики.
4. Организация комиссии по созыву Учредительного съезда Советов поручается Татаро-Башкирскому комиссариату Наркомнаца».
Дочитав до конца, Олькеницкий спросил:
— За чьей подписью думаете публиковать?
— За подписями наркома по делам национальностей, комиссара по делам мусульман внутренней России, членов Комиссариата и секретаря Комиссариата по делам национальностей.
— Стало быть, у вас все готово? Почему же не публикуете?
— Текст Положения уже довольно давно лежит в Наркомнаце, — замялся Мулланур. — Считают, что в нем есть какие-то неувязки.
— А что, если я попробую поговорить с ними?
— Это было бы отлично.
Прощаясь, Олькеницкий сказал:
— Мулланур Муллазянович! Я знаю, у тебя в комиссариате людей не густо, каждый человек на счету. Но уж больно тревожно сейчас там, на местах. Может, все-таки пошлете в Уфу, в Казань, в Оренбург своих товарищей? Тех, кто уже завоевал авторитет среди мусульманского населения… Ну да, в общем, ты сам знаешь кого. Не мне тебя учить…
В тот же день после короткого совещания в комиссариате из Москвы выехали на места Манатов, Ибрагимов и Маликов. Манатов отправился в Оренбург, Ибрагимов — в Уфу, Маликов — в Казань.