Куприн

   — Это по-суворовски!

Краснов поглядел на Куприна сквозь золотое пенсне с чуть заметной улыбкой.

Александр Иванович поспешил оговориться:

   — Конечно, это не будет первый номер «Таймс» в тридцать две страницы и выйдет не в пятистах тысячах экземпляров. Но... Позвольте попробовать.

Глазенап сказал:

   — Словом, я передаю вас генералу Краснову. Он, без сомнения, понимает в этом деле более меня. Желаю полного успеха! Извините, меня ждут...

О самом главном — о названии газеты — труднее всего было столковаться. Куприн не раз присутствовал при крещении периодических изданий и знал, как тяжело придумать имя. Каждое кажется устарелым, похожим на какое-нибудь другое, мало или чересчур много звучащим, трудновыговариваемым и т.д. Однако впоследствии, когда войдёт в силу привычка, всякое название становится удобным.

Они с Красновым всячески комбинировали: «Свет», «Север», «Нева», «Россия», «Свобода», «Луч», «Белый», «Армия», «Будущее». И вдруг атаман сказал:

   — «Приневский край»!

У Куприна в голове мелькнул дурацкий переворот: «При, Невский край». Но каждое название можно перебалаганить. Всё равно на десятом номере обомнётся и станет привычным.

И дело пошло. Ровно в 2 часа дня 19 октября 1919 года, то есть через двадцать восемь часов после своего обещания, Куприн выпустил в свет триста семь экземпляров первого номера «Приневского края». Отличная статья Краснова о белом движении пришла аккуратно вовремя. По справедливости, но очень мягко Пётр Николаевич лишь сделал Куприну замечание за то, что он не послал его корректору (занести было всего два шага). Прекрасную обёрточную рыжую бумагу Александр Иванович реквизировал в магазине Офицерского экономического общества. Наборщиков оказалось трое: сын хозяина типографии, длиннорукий, длинноногий лентяй и ворчун, но, к счастью, физически сильный парень; второй знал кое-как наборное дело, но страдал грыжей и кашлял; третий же был мастер, хотя и великий копун, медлительный и мрачный человек.

Станок был если не Гутенбергов, то его внучатый племянник[72]. Он печатал только одну полосу. Чтобы тиснуть продолжение, надо было переворачивать лист на другую сторону. Приводился он в действие колесом, вручную, в чём сам Куприн принимал самое живое участие.

Александр Иванович уже успел сдать в печать стихи (правда, не новые), статью под передовой, отчёт о параде, прекрасную проповедь о. Иоанна и характеристику Ленина, которую он сделал без злобы, строго держась личных впечатлений. Кроме того, он вырезал и снабдил комментариями всё интересное, что нашёл в красных газетах. Он также вычитал обе корректуры. Словом, Фигаро здесь, Фигаро там.

Часам к одиннадцати вечера все устали, но ропота не было. Куприн сбегал за пайками и предложил их, кажется, вовремя и деликатно. Сказал:

— А кстати, вот ваш ежедневный паек...

Это их так взбодрило, что они и на долю редактора отрезали холодного мяса, свиного сала и белого хлеба. Утром заканчивали работу вдвоём: Куприн и мрачный тип.

Первый номер расхватали в час. Цена ему была полтинник на керенки. «Почему мы не брали по пятьсот рублей? Не понимаю,— вспоминал Куприн.— Впрочем, разницы между этими суммами не было никакой. И мы сами не знали, куда девать вырученные деньги».

Вскоре дело наладилось и пошло ровно, без перебоев. Всё тот же внимательный, памятливый и точный комендант Лавров, по просьбе Куприна, распорядился, чтобы при разборке пленных опрашивали, нет ли среди них мастеров печатного дела. На третий день Александру Ивановичу прислали двух. Один — рядовой наборщик, весьма полезный для газеты, другой же оказался прямо драгоценным приобретением. Он раньше служил в синодальной типографии, где, как известно, требуется самая строгая, интегральная точность в работе. А кроме того, у него были глазомер и находчивость настоящего метранпажа-верстальщика. Вблизи Гатчины Куприн отыскал бумажную фабрику, заглохшую при большевиках, но с достаточным запасом печатной бумаги.

Краснов давал ежедневно краткие, яркие и ёмкие статьи, подписывая их своим обычным псевдонимом Гр. Ад. (Град было имя его любимой скаковой лошади, на которой он взял в своё время много призов в Красном Селе и в Михайловском манеже). Он писал о собирании Руси, о Смутном времени, о приказах Петра Великого, о политической жизни Европы. Оба штаба — генерала Глазенапа и графа Палена,— жившие друг с другом несколько не в ладах, охотно посылали в редакцию какие было возможно сведения и распоряжения. Напечатали два воззвания обоих генералов и воззвание главнокомандующего Юденича, который оставался в Ревеле. Наняли двух верстальщиков. Работали круглые сутки в две смены. Довели тираж до тысячи, но и того не хватало.