Курумилла

Среди колонистов Гетцали находился молодой человек, едва достигший тридцатилетнего возраста, одаренный от природы редким умом и пылким воображением. Шарль де Лавиль, так звали молодого человека, покинул Европу, увлекаемый отчасти своей природной любознательностью, отчасти желанием разбогатеть в Сан-Франциско, слава которого гремела в среде тогдашних авантюристов.

Молодой искатель приключений приехал в этот город вместе со старшим братом и совершенно случайно познакомился здесь с графом де Лорайлем. Граф, сам того не сознавая, уже с первого раза производил неотразимое впечатление на всех, кому приходилось с ним сталкиваться. Когда он организовал свою экспедицию, то ему даже не пришлось приглашать с собой Шарля де Лавиля — тот сам последовал за ним, не слушая доводов своего более сдержанного брата. Граф, бывший прекрасным знатоком человеческого сердца, сразу оценил честный, искренний и бескорыстный характер Шарля де Лавиля. Он был единственным участником экспедиции, с которым граф мог делиться планами и которому он безусловно доверял.

Де Лорайль знал, что молодой человек не только не употребит во зло его откровенность, но, напротив, всегда придет на помощь своему начальнику, в чем только сможет.

Отправляясь в роковую экспедицию, из которой ему не суждено было вернуться, граф встретил сильное противодействие в лице Шарля де Лавиля, всячески пытавшегося отговорить де Лорайля от его затеи, но тот настоял на своем и, выступая в путь, временно передал управление молодому помощнику, в полной уверенности, что тот сохранит колонию Гетцали в цветущем состоянии.

Волей-неволей де Лавиль должен был покориться решению графа, но его пугала собственная юность и неопытность, он боялся, что не сумеет справиться с трудной задачей — управлять малодисциплинированными людьми, не терпевшими никаких ограничений и с трудом подчинявшихся даже железной воле графа.

Несмотря на все опасения, Шарлю де Лавилю удалось не только внушить повиновение своим подчиненным, но и заставить их полюбить себя.

Эта любовь была вполне заслуженной: когда остатки экспедиции вернулись в Гетцали, молодой человек сумел восстановить в колонии прежний порядок, поднял упавший было дух колонистов и принял все меры, чтобы оградить колонию от неожиданного нападения индейцев.

Де Лавиль выждал, пока французы успокоились от потрясения, вызванного гибелью своего командира, и постарался погасить разгоревшиеся среди них страсти. Заметив, что все мало-помалу приходит в свое нормальное состояние, он решил созвать колонистов на общую сходку.

Те поспешили повиноваться и собрались на обширном дворе перед бывшим жилищем графа де Лорайля.

Видя, что все пришли и с беспокойством ждут сообщений от своего временного командира, де Лавиль обратился к товарищам со следующей речью.

— Господа, — начал он со свойственным ему красноречием, — я самый молодой и самый неопытный человек из всех, здесь присутствующих, значит, не мне бы следовало говорить перед вами в ту минуту, когда мы обсуждаем столь важные вопросы. Если я и решился, то сделал это потому, что граф де Лорайль почтил меня доверием и оставил своим заместителем в колонии.

— Говорите, говорите! Вы вполне достойны такого доверия! — шумели колонисты.

Ободренный этими возгласами, молодой человек кротко улыбнулся и продолжал:

— Произошло громадное несчастье — многие наши товарищи погибли в пустыне дель-Норте, вместе с ними погиб и лучший из нас, граф де Лорайль. В лице этого замечательного человека колония понесла невосполнимую утрату. Хватит ли у нас сил справиться с бедой, в которую мы попали? Должны ли мы упасть духом и постыдно бросить начатое дело? Я думаю иначе, но не знаю, что скажете вы.

При этих словах де Лавиля по рядам авантюристов пробежал глухой ропот. Молодой человек обвел спокойным и ясным взглядом всех присутствующих, и сейчас же воцарилась мертвая тишина.

— Нет, — с воодушевлением продолжал оратор, — я знаю, вы согласны с моим мнением. Вы невольно поддались удару катастрофы, вами овладело отчаяние! Тут нет ничего удивительного. Если вы хорошенько поразмыслите о своем решении, то сами устыдитесь. Как! Двести храбрых французов покинут свой пост и обратятся в постыдное бегство из одного только страха перед апачскими копьями и стрелами! Что подумают о вас мексиканцы, во мнении которых вы так высоко стояли до нынешнего дня? Что скажут прочие калифорнийские эмигранты? Ваша репутация погибнет безвозвратно, вы измените своему долгу и уроните уважение к французскому имени, которым вы так гордитесь.

Эти резкие слова, сказанные от чистого сердца, задели колонистов за живое, они принялись горячо обсуждать услышанное. Все сознавали, что положение по-прежнему остается критическим, но как его изменить — вот о чем спорили, каждый настаивал на своем, желая доставить перевес личному мнению.

Наконец одному из колонистов с большим трудом удалось восстановить некоторый порядок в этом многоголосом шуме, и он обратился к молодому человеку.