—
Миели ложится на кровать, закрывает глаза и представляет храм. Он стоит в тени гор Кунапипи[23] — щитовидного вулкана, поднимающегося из базальтового плато. Поверхность скалы покрыта тонким слоем свинца и теллура, осевшего из металлических испарений, что поднимаются из каньонов и трещин, где температура доходит до семисот градусов по шкале Кельвина.
Храм представляет собой каменную тень, проекцию многомерного объекта со странной геометрией: черные коридоры, по которым она идет, неожиданно выходят в обширные пустоты, под самыми невероятными углами пересекаемые каменными мостиками. Но она и раньше бывала в этом лабиринте и безошибочно следует по указателям в виде металлических цветков.
В центре имеется ось, маленькая пойманная в ловушку сингулярность, парящая в цилиндрическом углублении, словно подвешенная падающая звезда. Здесь и живет богиня. Даже сейчас Миели помнит, как чувствовала себя в конце путешествия в физическом мире — в тяжелом ку-скафандре, придавленная непомерной тяжестью гравитации, с горящими от усталости руками и ногами.
— Миели, — говорит богиня. — Рада видеть тебя здесь. — Странно, но здесь она выглядит более человечной, чем в тех случаях, когда является по собственной воле. Видны очертания ее лица и шеи и уголки глаз. — Дай-ка посмотреть, где ты находишься. А, Марс. Ну конечно. Марс мне всегда нравился. Я думаю, мы где-нибудь сохраним это местечко, когда Великая Всеобщая Цель будет достигнута.
Она отводит прядь волос со лба Миели.
— Знаешь, мне нравится, когда вы приходите сюда не только для того, чтобы о чем-то попросить. Я нахожу время для каждого, кто мне служит. А почему бы и нет? Ведь я множество.
— Я допустила ошибку, — говорит Миели. — Я позволила вору ускользнуть от меня. Я была невнимательна. Это больше не повторится.
Пеллегрини приподнимает брови.
— Давай посмотрим твою память. Ага. Но ведь ты снова его отыскала? И добилась успеха? Дитя мое, тебе необязательно приходить ко мне, чтобы облегчить душу после каждой мелкой неудачи или задержки на пути. Я тебе доверяю. Ты всегда хорошо мне служила. А теперь скажи, что тебе нужно?
— Вор хочет получить средства для кражи того, что они там называют гевулотом. Он считает, что на Марсе есть агенты Соборности, и хочет установить с ними контакты.
Пеллегрини на мгновение останавливает взгляд на яркой точке оси.
— Довольно несложный запрос при нормальных обстоятельствах. Они бы беспрекословно подчинились при виде моей печати. Но я не могу иметь отношение к вашей миссии. По крайней мере, напрямую. Я могу снабдить вас информацией и координатами, но все переговоры тебе придется вести самой. Это василевы, они способны доставить немало хлопот. Такие хорошенькие мальчики, и они это знают.
— Я понимаю.
— Это несущественно. Я перешлю все, что тебе требуется, на этот твой маленький симпатичный корабль. Твои успехи меня радуют, не беспокойся о мелких неудачах.
Миели непроизвольно сглатывает, и у нее вырывается вопрос.
— Меня накажут?
— О чем ты? Нет, конечно.
— Но почему мне приходится применять к вору такие деликатные методы? На войне воины-разумы взяли бы пленных и раскопали бы в их мозгах все мельчайшие подробности. Разве вор какой-то особенный?
— Нет, — говорит Пеллегрини. — Но будет особенным.
— Я не понимаю.
— Ты и не должна понимать. Поверь, тебе поручили эту миссию после тщательного отбора. Продолжай работать, и скоро я и твоя подруга увидим тебя здесь во плоти.
После этого Миели вновь оказывается в своей пахнущей розами комнате. Она медленно поднимается и фабрикует себе еще порцию коньяка.
В отсутствие Миели «Перхонен» и я исследуем Часы. Вернее, это делает она, я только исполняю роль ее рук. Похоже, что Миели предоставила кораблю определенную степень доступа к этой функции тела. Странное возникает ощущение, когда я держу Часы в руках, а из моих пальцев в механизм тянутся тончайшие щупальца из ку-точек.
— Эти мне всегда нравились, — говорю я вслух. — Часы. Такое сложное сочетание излучателей и механики. Большие и маленькие. Красивые.
—
Пока «Перхонен» занимается анализом, я бегло просматриваю в экзопамяти сведения о дворцах памяти[24] и возникающую при этом головную боль глушу выпивкой.
— Знаешь, я наверно, из ума выжил. Дворцы памяти?