Ледокол (СИ)

— Серьезные отношения? — переспросила я, скрывая под этой бравадой, колотьё в сердце. — Скорее первое, именно то, что у вас не в счёт.

— Не похожа, ты на шалаву, — прищурилась Жанна.

— Спасибо конечно за комплимент, — фыркнула я, — но только это так, и мы уже не встречаемся, и в суд соответственно я не пойду!

— Я тебе денег дам!

— Ну да, это решающий аргумент, — раздражаюсь я.

Везде только деньги. Всё и всегда. Деньги, деньги.

— Разводись так.

— Так он оставит меня без гроша, — пожаловалась она, словно мы с ней секретничали, — я семь лет прожила с этим чудовищем, не для того чтобы остаться с голой задницей.

Я только усмехнулась. Да я его тоже частенько звала чудовищем. Только если честно, положа руку на сердце, я бы предпочла его приручить, что у меня так и не вышло.

— Значит живи дальше и терпи, — я встала из-за стола, сама мысль того что Кир, живёт с Жанной дальше, под одной крышей, а возможно и делить постель, омрачила и без того мерзкое настроение, да так, что меня затошнило, только стоило представить их вместе.

— Ну вот, Юля, — прищуривается она, — а говоришь несерьёзно у вас.

У меня сложилось впечатление, что этот вывод ей, почему-то был важен.

— Нет больше никаких нас, ты разве не слышишь меня, — рявкнула уже, не стесняясь никого.

Зачем она это заладила? Что за бред? Давит и давит на больную мозоль!

Жанна только довольно улыбнулась, и подмигнула мне.

— Спасибо, что уделила мне время!

— Да не за что. Засунь себе своё спасибо! — зло выругалась я, не понимая её да конца, но отчётливо чувствуя какой-то подвох. Так и ломала голову да конца рабочего дня, зачем она приходила, и к чему весь этот разговор.

3

Я работала двадцать восьмого, и двадцать девятого в ночь, а тридцатого и тридцать первого, была дома. Ну и первого, второго.

Мы с Андреем запланировали много мероприятий на эти дни. Новый год решили справлять с моими родителями. Сын заказал кучу различных блюд. Чувствую, за их приготовление предстоит приняться за два дня. Ещё в новый год решила поговорить с родителями, всё им рассказать, и возможно найти поддержку, ведь рано или поздно правда сплывёт наружу. Вернее сказать, вырастит.

Я шла после ночной смены, прикидывая зайти ли в магазин сейчас, или потом тащить всё скопом. На улице стоял морозец, и ещё совсем было темно, Всё же восемь утра. Остановка была совсем рядом, почти за углом, и автобусы в моём направлении, всегда шли свободные. Можно было усесться на свободное сидение, и вытянуть уставшие ноги. В голове составляла список того, что надо было купить на праздничный стол, неплохо бы записать всё, а то, что-нибудь, да забуду. Вдруг дорогу мне преградила большая машина, я остановилась и удивлённо уставилась на внедорожник, тем более, что дверца пассажирского сидения открылась, и оттуда вышел низкий крепкий мужчина, не по погоде одетый в лёгкую куртку, без шапки. А за ним на сидении, сидел испуганный Андрей.

— Мам, — пролепетал сын, и шмыгнул носом, сдерживая подступающие слёзы.

Я в негодовании уставилась на мужика, потом на сына.

— Андрей? Что происходит? Почему ты… — договорить мне не дали. Мужик бесцеремонно, и молча, затолкал меня к сыну.

Я не сопротивлялась только потому, что там был Андрей. Я неуклюже бухнулась на сидение, поправляя съехавшую на глаза шапку, и притянула сына к себе, осмотрелась.

— Что происходит?

Низкий мужик запрыгнул следом за нами, потеснив нас на заднем сидении. Дверцы тут же заблокировались. Машина поехала. С переднего сидения, наконец, соизволил обернуться ещё один пассажир. Здоровый мужик, кавказец. Тёмные глаза, короткие волосы, борода. Он повернулся и заполнил собой всё пространство, даже дышать стало тяжело. Я вжалась в сидение, и прижала Андрея ближе.

Бедный мой мальчик! Как же ему здесь было страшно!

— Вы кто такие? Совсем охренели? — рявкнула я, уже догадываясь, что дело худо. — Что вам нужно? И как вы посмели тронуть моего сына?

— Язык как помело, — скривился кавказец, и что-то сказал водителю на незнакомом языке, криво усмехнулся, и снова посмотрел на меня своими чёрными глазами.

— Не люблю таких дерзких баб, — выдал очередное умозаключение он, — такой член в рот засадишь, а она того и гляди его откусит.

— Что, были прецеденты? — морщусь я от его слов, и закрываю уши Андрею.

Чёрные глаза кавказца смотрят с таким пренебрежением, словно я кусок мяса, посмевший, раскрыть рот. Он слегка склонился ко мне, и в нос ударил его аромат. Сильный, мощный, раздирающий ноздри. Так и захотелось откашляться, открыть окно и глотнуть свежего воздуха.

— Слушай сюда, сучка борзая, ты мне нужна, в относительно целом состоянии, поэтому на первый раз я тебя прощаю, но запомню твою дерзость, — проговорил он, и перевёл глаза на Андрея, — не забывай, что ты не одна!

— Зачем я тебе нужна? — спросила, стараясь не дать дрожь в голос.

— Просто заткнись, и делай что скажут, и останешься целой. Ты и твой пацан, — кавказец отвернулся.

Я ещё долго гипнотизировала его взглядом, но он больше не повернулся и ничего не сказал. Мельком глянула на соседа.