Лелит Гесперакс: Королева Ножей

Она приземлилась на землю и перекатилась, после чего поднялась, вонзая свои клинки в две разные груди и обрывая бьющиеся в них жизни, а затем развернулась, словно обещание архонта, чтобы направить свои ножи на другого несчастного, стоящего с открытым ртом прямо за ней. Ее клинки сначала отсекли ему руки у запястья, отправив их на землю, по-прежнему сжимавшие его древнюю, покрытую зазубринами винтовку. Прежде чем он успел закричать, она отсекла ему левое ухо, нос и открыла рану в передней части бедра. Она вскинула левую руку, и ее клинок, войдя под ключицу и выйдя над лопаткой, пронесся по воздуху и пригвоздил еще одного несчастного к стене позади них. Затем, когда жертва, стоявшая перед ней, застонала от боли, Лелит полоснула другим клинком по его горлу. Рана оказалась не такой уж глубокой; в сущности, он мог бы зашить ее тканью на достаточно долгий срок, чтобы найти какого-нибудь примитивного хирурга или неудавшегося изгнанника из ковенов гомункулов, которые могли бы существовать здесь. Однако Лелит не оставила ему рук, которыми он мог бы это сделать, и он все еще пытался зажать рану культями, которые сами сочились кровью.

Улицы очищались, и быстро. Культ Раздора по каким-то причинам мог бы подвергнуться нападению, но Лелит Гесперакс — совсем другое дело. Единственными, кто не бежал, были мертвые, умирающий несчастный перед ней и тот, кто корчился в отчаянной агонии, пытаясь освободиться от клинка, глубоко вонзившегося в строение позади нее.

Не торопясь, Лелит пересекла улицу к борющемуся друкари, вертя в руке второй клинок. Жертва удвоила усилия, но она была из кожи и костей, обмотанная обрывками ткани, и ей явно не хватало сил, чтобы сдвинуть удерживающий ее клинок. Она закрыла глаза и заскулила от ужаса, когда Лелит бегом преодолела последние несколько шагов между ними и приставила второй нож к ее горлу.

— Я задам тебе вопрос, — пробормотал Лелит. — Ответь мне четко и правдиво, и я не стану тебя убивать.

Друкари нельзя было предлагать быструю смерть, это их не мотивировало от слова совсем. Та, Что Жаждет, ждала за последним занавесом темноты, поглощающим их зрение, и муки, которым подвергнутся их души там, будут хуже всех смертных замыслов. Друкари никогда не молили смерть прекратить их страдания, потому что знали, что она этого не сделает; они дрались и плевались, чтобы остаться в живых, даже разбитые и искалеченные, даже когда все казалось безнадежным. Это была одна из причин, по которой отчаяние других видов имело ту небольшую дополнительную грань восхитительности, потому что, доведенные до крайности боли, они желали последнего избавления, и отказ от него заставлял их страдать еще сильнее. Друкари, по крайней мере, знали, что если они еще живы, то ты не сделал с ними самого худшего, что было в твоих силах.

Новая жертва Лелит поспешно кивнула, всхлипывая от боли, которую причиняло ей движение клинка, сковавшего ее тело. Лелит двинула рукоятью ножа и улыбнулась, глядя на муки, которые она причиняла.

— Зачем вы навлекаете на себя гибель, нападая на меня? — спросила она, перебивая стоны друкари.

— Мы не знали! — отчаянно запротестовала ее игрушка. — Мы не знали, что это ты!

— Зачем вообще было нападать? — спросила Лелит. — Зачем рисковать навлечь на себя гнев Культа Раздора?

— Он следит за всем, — прозвучал ответ, сбитый мучительной болью. — Если бы мы пропустили вас, не предприняв никаких действий, он бы узнал. Он бы подумал, что мы помогаем тебе, и пришел бы за нами!

— Кто? — огрызнулась Лелит. — Вект?

Широкие, полные ужаса глаза были всем ответом, в котором она нуждалась. Только один друкари был достаточно страшен, чтобы связать языки подданных Темного города.

— Он объявил войну культу? — спросила Лелит, положив одну руку на рукоять клинка. Она не выкручивала его, но иногда даже угрозы было достаточно.

— Нет! — Жертва сглотнула, пытаясь втянуть влагу в пересохший от боли и страха рот. — Не официально. Не было никакого объявления войны. Но мы знаем. Все знают. Альянс расторгнут.

Четыре

— Альянс расторгнут, — сказала Лелит, спрыгивая с рейдера, который остановился на вершине Фальчиона, ее личного дворца. Так мне сказали.