Ленин. Алгоритм революции и образ будущего

Об анализе этих отношений Марксом Леви-Стросс пишет: «Из него вытекает, во-первых, что колонизация предшествует капитализму исторически и логически и, далее, что капиталистический порядок заключается в обращении с народами Запада так же, как прежде Запад обращался с местным населением колоний. Для Маркса отношение между капиталистом и пролетарием есть не что иное, как частный случай отношений между колонизатором и колонизуемым» [88].

Пока капиталистические страны Запада не наладили массовую эксплуатацию колоний, их буржуазия силой изымала средства из простонародья. Вот справка: «В Англии устойчивое снижение уровня жизни наблюдалось в течение двух длительных периодов — в 1610-1630 гг. и в 1750-1820 гг., пройдя через которые реальная заработная плата наконец утратила тенденцию к длительному падению» [15, с. 314].

Основа «социального контракта» буржуазного общества — большая кровь. Читаем в фундаментальной многотомной «Истории идеологии», по которой учатся в западных университетах: «Гражданские войны и революции присущи либерализму так же, как наемный труд и зарплата — собственности и капиталу. Демократическое государство — исчерпывающая формула для народа собственников, постоянно охваченного страхом перед экспроприацией. Начиная с революции 1848 г. устанавливается правительство страха: те, кто не имеет ничего, кроме себя самих, как говорил Локк, не имеют представительства в демократии. Поэтому гражданская война является условием существования либеральной демократии. Через войну утверждается власть государства так же, как «народ» утверждается через революцию, а политическое право — собственностью. Поэтому такая демократия означает, что существует угрожающая «народу» масса рабочих, которым нечего терять, но которые могут завоевать все. Означает, что в гражданском обществе, вернее, вне его, существует внутренний враг. Таким образом, эта демократия есть не что иное, как холодная гражданская война, ведущаяся государством» [89].

Ленин цитирует английского экономиста Дж.А. Гобсона: «Господствующее государство использует свои провинции, колонии и зависимые страны для обогащения своего правящего класса и для подкупа своих низших классов, чтобы они оставались спокойными». А затем Ленин приводит высказывание идеолога и практика колониальных захватов С. Родса: «Если вы не хотите гражданской войны, вы должны стать империалистами». Эту проблему Запад успешно решил — его «низшие классы» оказались подкупленными в достаточной мере, чтобы оставаться спокойными [68, с. 400].

Именно поэтому революция в России была отрицанием капитализма.

Именно освобождение от оков общинных отношений любого типа создало важнейшую предпосылку капитализма на Западе — пролетария. Это не просто неимущие, а люди, лишенные корней. В России рабочий никогда не был пролетарием. До 1917 г. рабочий класс еще сохранял общинное мышление крестьянина (иногда был даже членом артели, берущей в подряд целый цех). Индустриализация в СССР также основывалась на общинных началах и породила совершенно особый социальный тип — трудовой коллектив, связывающий людей очень многими связями.

Надо сказать, что после Октябрьской революции и на Западе стали сомневаться в категориях и догмах буржуазной политэкономии. Английский экономист Дж.М. Кейнс разрабатывал совершенно иную модель капиталистической экономики. Ленин в своем докладе на II Конгрессе Коминтерна (1920 г.) посвятил работам Кейнса и его книге «Экономические последствия мира», о которой Ленин сказал: «Он пришел к выводам, которые сильнее, нагляднее, назидательнее, чем любой вывод коммуниста-революционера, потому что выводы делает заведомый буржуа… Кейнс пришел к выводам, что Европа и весь мир с Версальским миром идут к банкротству. Кейнс вышел в отставку, он в лицо правительству бросил свою книгу и сказал: вы делаете безумие» [165].

Кейнс отрицал методологический индивидуализм — главную опору классической политэкономии. Он считал атомистическую концепцию (индивидуализма) неприложимой к экономике, где действуют «органические общности» — а они не втискиваются в принципы детерминизма и редукционизма. Более того, Кейнс даже отрицал статус политэкономии как естественной науки, на котором так настаивали его предшественники начиная с Адама Смита. Он писал: «Экономика, которую правильнее было бы называть политической экономией, составляет часть этики». Кейнс относился к тому типу ученых, которых называли реалистами — видел мир таким, каков он есть, с его сложностями, не сводя к упрощенным абстракциям (типа человека-атома, индивидуума) [74, с. 89-92].