У входа в Вассарское училище Стэгг услышал те же гимны или вариации песнопений, которые слышал всегда, когда ему вручали ключи от городов. В данном конкретном случае ему вручили диплом почетного профессора. Здесь, однако, приветственные гимны исполнялись не огромными толпами, а хором из новеньких послушниц. Женщины постарше, жрицы и преподавательницы, разодетые в голубое и алое, полумесяцем располагались за одетым во все белое хором. Пока послушницы пели, остальные кивали от великой радости лицезрения Рогатого Короля.
Боевой отряд Пантс–Эльфов застал Вассарское училище совершенно врасплох. Участники набега неизвестно откуда получили сведения о том, что Герой–Солнце должен посетить неофициальную церемонию во дворе семинарии в полночь. Они узнали также, что жителей близлежащего городка Пюкипси предупредили: не мешать проведению церемонии. Единственным мужчиной на территории семинарии был Стэгг, жриц было около сотни.
Воины прямо из окружавшей семинарию темноты ворвались в освещенный факелами двор. Женщины настолько увлеклись пением и созерцанием Короля–Оленя, что не заметили врагов. Жрицы опомнились только тогда, когда Пантс–Эльфы издали боевой клич и начали рубить головы тем, кто был в первых рядах.
Питер ничего не помнил из того, что было после. Когда он поднял голову, услышав шум, то только и успел увидеть прыгнувшего на него мужчину, который и оглушил его, ударив плоской стороной меча.
Когда он пришел в себя, то обнаружил, что висит, как забитый олень, на жерди, которую несли на плечах двое мужчин. Руки и ноги его онемели из–за нарушения кровообращения, так как за них он был привязан к жерди ремнями из сыромятной кожи. Ему казалось, что голова вот–вот расколется; она болела не только от удара, но и от прилива крови, вызванного положением его тела.
Высоко в небе стояла полная луна. В ее ярком свете он мог видеть только голые ноги и грудь человека, шедшего сзади. Повернув голову, Питер различил отсвет луны на сильно загоревших спинах мужчин и белой одежде жриц.
Внезапно его грубо опустили на твердую землю.
— Старый Рогач пришел в себя, — услышал он низкий мужской голос.
— Давайте развяжем этого ублюдка, пусть идет сам, — послышалось в ответ. — Я устал тащить этого никчемного зверя. Жердь на дюйм впилась мне в плечо.
— Хорошо, — послышался третий голос, принадлежавший, по–видимому, вожаку. — Развяжите его. Но спутайте руки за спиной и накиньте петлю на шею. Если попытается бежать, мы его придушим. Эй, поосторожней с ним. На вид он силен, как лось.
— Ох, какой сильный! А как хорошо сложен! — воскликнул четвертый. Голос был намного выше, чем у остальных. — Мальчик просто прелесть!
— Ты что, добиваешься, чтоб я приревновал? — грозно произнес один из мужчин. — Если так, голубь мой, то это у тебя получается. Только не переборщи, не то я вырежу из тебя печенку и скормлю ее твоей мамаше.
— Не смей ничего говорить о моей матери, ты волосатый! — отпарировал высокий голос. — Ты, что–то перестаешь мне нравиться!
— Во имя Колумбии, Матери нашей Благословенной! Прекратите эту ссору влюбленных! Мне уже тошно от них! Мы в военном походе, а не на гулянке в тотемном зале. Давай, освободи его. Но смотри в оба.
— Я при всем желании не смог бы охранять его, — вновь раздался высокий голос.
— Ты хочешь пересадить его рога на мой лоб? — спросил мужчина, только что угрожавший печенке. — Только попробуй, и я так разукрашу твою морду, что ни один мужчина больше на тебя не глянет.
— Последний раз говорю, заткнись! — резко прикрикнул вожак. — Еще раз, и я перережу глотку тому, кто первый начнет препираться, поняли? Вот и прекрасно! Тогда пошли. Нам еще чертовски долго идти по вражеской территории, и, наверное, совсем скоро по нашим следам пустят гончих.
Стэгг весьма свободно разбирал то, о чем говорили похитители. Язык их был близок к языку Ди–Си, примерно, как датский к немецкому. Ему доводилось слышать такой и раньше, в Кэмдене, когда в его честь были перерезаны глотки у группы пленных пантс–эльфов на грандиозном празднестве. Многие из пленников были храбрецами: они выкрикивали непристойности в адрес Героя–Солнце, даже захлебываясь собственной кровью.
Ныне он был не против того, чтобы глотки перерезали всем мужчинам Пантс–Эльфа. Ноги и руки онемели и ныли все больше. Ему захотелось закричать от боли, но понимая, что пантс–эльфы вышибут из него дух, он сдержался. Да и не хотелось доставлять им удовольствие, выдавая, насколько ему плохо.
Налетчики связали ему руки за спиной, затянули петлю на шее и пригрозили проткнуть ножом спину при первом же подозрительном движении. Затем Питера толкнули вперед.
Поначалу ему показалось, что он не в состоянии идти. Каждый раз, споткнувшись, он чувствовал, как петля стягивает шею и перехватывает дыхание. Но через некоторое время, по мере того, как восстанавливалось кровообращение и утихала боль, он мог идти быстрее. Это ему показалось добрым знаком.