Летучий корабль

— Все в порядке!.. Слава, ша! — Он показал кулак Славе, который с перекошенной рожей вылезал из-за перегородки. — Все хорошо, господа!

Прибежавший с кухни официант принес желтоглазому лед в салфетке. Неуемная бабка поцапалась с Геной. Тактичный Филипп уже спускал дело на тормозах, но тут явился вызванный анонимным активистом наряд милиции — три плечистых шкафа во главе с сержантом.

— Все в порядке, товарищи, — приветствовал их желтоглазый. — Мы тут… старые знакомые. Мы давние приятели с Павлом Вадимовичем…

Безошибочно произнесенные имя и отчество подействовали на Павла убийственно, загнав в тоскливую прострацию. Он молчал, а Гена захлопотал вокруг милиционеров, но оплошал, потому что представился не той фамилией.

— Как-как? — нахмурился сержант. Он задумчиво вертел Генин паспорт. — Говорите, Пузиков?

— Нет, нет! Рябинин! — в ужасе закричал Гена. — Извините, я фамилию сменил, не привыкну никак!..

Гена, угодив как-то в очередной переплет, изменил фамилию, — но забывал новую и вечно путался в показаниях. Люди, которые проверяли его документы, обычно не жаловали такое несоответствие, и в результате нарушители порядка переместились в отделение, несмотря на то что желтоглазый размахивал малиновой книжечкой. По документам он оказался Петром Николаевичем Жуковым; это ФИО Павел никогда ранее не слышал.

В отделении измаранный кровью Петр Николаевич, взяв командирский, хотя и гнусавый из-за заплывшего носа тон, убеждал флегматичного лейтенанта, что все они просто отдыхали и что он никого не винит.

— Посмотрите, — говорил он, показывая на Павла. — От этого представления Павлу Вадимовичу плохо.

Павлу действительно было плохо. Он так старательно гасил догадки по поводу жениных измен, что ему не приходила в голову конкретика.

Потом застучали быстрые шаги, и вбежала раскрасневшаяся Лида, которую Гена как-то тайком оповестил. Она ворвалась, замерла на пороге и после паузы шагнула к лейтенанту.

— Мужа отдайте, — сказала она, тяжело дыша. Потом обнаружила Петра Николаевича и закричала, позабыв, что в официальном учреждении надо вести себя пристойно:

— Я тебя ненавижу! Подонок, сволочь! Куда ты полез?

Петр Николаевич лишился дара речи, а Павел, наблюдая разъяренную женщину в плаще, с ярким платком и грубоватой помадой, тщетно пытался совместить в сознании ее чужую красоту и теплый мысленный образ жены, с которой он прожил много лет.

Он покачался на стуле. Явь была слишком мучительна, и он отвернулся и напомнил себе, что они с Геной прервали разговор о "Ту-204"; он рассудил, что самолет устарел, но с другой стороны — раз догадались привлечь "Роллс-Ройс", то уже неплохо. Все-таки интересно, какой он внутри; должен быть лучше, чем допотопные консервные банки типа "Ту-154"… или новые банки типа "Эрбаса-320", в котором колени прижаты к ушам и соседи лезут по твоей голове в сортир. Конечно, в девяностых неоткуда было взяться и нормальным материалам, и квалифицированной сборке… Павел чуть не спросил у Гены через голову лейтенанта: "А правда, что в салоне с потолка течет конденсат?" — но спохватился и вернулся в быль, где кипели страсти. Лейтенант заставил всех подписать протокол и выгнал амурный треугольник вон, чтобы заняться подозрительным Геной. Петр Николаевич исчез, а Павел и Лида прошли по коридору и спустились с крыльца на асфальт. Налетел ветер, и края шелкового Лидиного платка, взлетев, закрыли ей лицо.

— Домой? — выговорила она заржавелым голосом

Павел покачал головой.

— Надо Гену освобождать. Иди.

Она пошла к остановке автобуса, а Павел набрал номер Михаила Сапельникова; тот, выйдя на пенсию, работал в какой-то службе безопасности, растил во второй семье дочь, и все у Михаила было хорошо, причем Павел, давя призрак зависти, понимал, что это благополучие его однокурсник заслужил честно.

— Какое отделение? — спросил Михаил. — Знаю… сейчас подъеду.

Павел заходил взад-вперед мимо зарешеченных окон. Да, история "Ту-204" доходчиво иллюстрирует, что любой программе нужна государственная поддержка. Те же "Эрбасы" и "Боинги" насаждали, как картошку при Екатерине. И не было гигантов, которые железной рукой вели бы детища от схемы до серийного производства. Случись подобная везуха на пути того же "Ту-204", был бы отличный самолет и летал бы как миленький…

Открылась железная дверь, и появился Гена, зыркая глазами на белый свет.

— Все в порядке? — спросил Павел. — Твой спаситель подъедет, дождусь.

Гена уехал, а Павел продолжал ходить туда-сюда. Он уныло дивился личностному масштабу людей, которые создали потерянную авиацию, сожалея, что в юности не отдавал себе отчета, в обойме у каких титанов находился, — и, проникаясь запоздалым пиететом, вспомнил характерный случай с одним из титанов, который летел как-то с полигона с пьяной командой на кривом транспортнике, внезапно начавшем падать, и прославился в веках фразой: "Мужики, наливай, — может, больше не успеем". Представив себе мизансцену, Павел благоговейно вздохнул. Потом он обнаружил, что не спросил у Гены про конденсат, и ему сделалось смешно и тоскливо одновременно.