В прихожей путались под ногами тапочки. Построив обувь в армейский ряд, Павел захлопнул дверь и прошелся по комнатам. За стеклами книжных полок стояли фотографии. Навевающий смертную тоску портрет молодой Альбины Денисовны, чьи плачущие глаза словно предчувствовали непростую судьбу. Тщедушный Вася в аквамариновых волнах Средиземного моря. Ксюша с пряничной улыбкой, на фоне обсыпанной цветами яблони — и по ее пошловатому, как у примерной фройлейн, виду никто не догадывался, что фото сделано через неделю после аборта. Было даже изображение блудного Лидиного отца — молодой папа в военной форме обнимался с товарищем по институтским сборам. Была фотография Лидиного класса, где решительная Лида выглядела очень эффектно. Были понурые Анна Георгиевна и Вадим Викторович на потертом диване, с похожим на гномика Васей. Но Павловой фотографии не было. Не огорчаясь, он принял это открытие, защелкнул предохранитель на входном замке и занялся шпионской техникой, из которой его заинтересовали лишь диктофоны. От инструкции к приглянувшемуся гаджету его оторвал Михаилов звонок.
— Как себя чувствуешь? — спросил Михаил. — Есть что-нибудь профилактическое? Звоню Игорю — а трубку берет Кирилл, племянник. Говорит, Игорь, как пришел, свалился с температурой сорок… Я говорю: вызови "скорую" — может, он атипичную пневмонию привез. Нет, говорит: "Дядя Гоша нашей медицине не доверяет". Обормот. Экспертиза зависла, — добавил он уныло. — Если серьезный грипп… болезнь есть болезнь.
Пожав плечами — здоровые мужики не умирают от гриппа, — Павел вернулся к диктофонным хитростям.
На следующий день он опробовал технику. Лида, ненамеренно помогая мужниным усилиям, нацепила пиджак с полураспоротыми карманами, и засунуть диктофон в прореху было просто. За несколько дней Павел навострился управлять устройством; время тянулось мучительно, Лидина жизнь буксовала в монотонной колее, и Павел предположил, что недооценил Петра Николаевича. Пока он, напрягая фантазию, вычислял, откуда последуют козни, — приблизительно через неделю, — Лида как-то пришла с работы со странно блестящими глазами; Павел слишком хорошо знал жену, чтобы не обратить внимания, как бойко, словно в лихорадке, она хлопочет в квартире. Ее мысли витали далеко; перед сном, вымыв посуду, она сообщила, что завтра пройдется по магазинам. То, что предположение сбылось, одновременно привело Павла в ипохондрию — из-за неверности женской натуры — и обрадовало, потому что прогноз оказался точным.
Лида задержалась на час, пришла домой, посмотрелась в зеркало и проговорила:
— Какая я старая и страшная…
Потом долго умывалась в ванной, а Павел, равнодушный к огорчениям жены, гадал, на месте ли диктофон. С желтоглазого сталось бы припереться на свидание с глушилкой. Среди ночи он, ступая на цыпочках и замирая от каждого шороха, извлек механизм.
Утро началось с мучений. Он так гнушался включить запись, что едва не плюнул на разведывательные игры. Стены рабочего кабинета давили на него даже в отсутствие Тимофея; Павел накинул ветровку и вышел на улицу. Перебежал дорогу, нашел палисадник и примостился у детского городка, прижимая к уху устройство. Его интересовал один час записи — он наскоро промотал Лидин дневной шлак и замер под собственный пульс, выбивавший безумную дробь.
Что-то шипело, крякало, и потом злой Лидин голос произнес:
— Ну? Что тебе надо?
Задребезжал в ответ Петр Николаевич.
— Не удержался… вспомнил, как мы с тобой зажигали. Твой гусь тебя простил? Да он доволен должен быть, что такая женщина ему изредка улыбается…
— Что тебе надо? — повторила Лида уже мягче, и Павел вздрогнул, услышав, что жена поплыла от удовольствия.
— Веришь, нет? — пропел Петр Николаевич. — Я даже на работу к нему приезжал. Клялся самым святым, что у нас ничего не было…
— Ничего и не было. Подумаешь.
Оторопелая пауза заявила, что Петр Николаевич не ожидал шпильки, — а Павел убедился, что было, все было.
— Ты хоть счастлива? — спросил Петр Николаевич с обидой. — Он кто сейчас?
Лида присела, и диктофон стукнулся о скамейку.
— Офис-менеджер.
— Я думал, он по-прежнему в микробиологии.
Павел оцепенел, натыкаясь на кульминацию разговора. Ему захотелось предостерегающе прокричать Лиде из сегодня во вчера: вот оно, вот! молчи!
— Он авиационный инженер, — процедила Лида холодно. — С микробиологом у тебя другая баба была. Кстати… а у тебя нет завязок в армии? Сын пойдет осенью.
Павел заскрежетал зубами от стыда за то, что жена продлевает связь, которую Павел надеялся считать разорванной.
— Узнаю, — заверил Петр Николаевич. — Я еще пригожусь.
— Что за бред, — внезапно вспыхнув, проговорила разгневанная Лида. — Зачем ты приволок мне этот веник?
— С чего ты решила, что цветы тебе? — издевательски спросил Петр Николаевич.
И он, немного промедлив, расхохотался во все горло:
— Видела бы ты сейчас свое лицо! Да тебе — конечно, тебе…