Лев в Москве. Толстовские места столицы

Изящной составляющей образовавшегося на Манежной площади архитектурного ансамбля стали Кремлевские сады, проект которых разработал Бове в 1820–1823 годах, еще при жизни Александра I. Сады выросли на месте спрятанной под землю реки Неглинки, что текла через весь центр Москвы, от современной улицы с таким же названием через Театральную площадь. А ведь Неглинка могла бы и не спрятаться – предполагалось, что она даст свою воду для наполнения прудов, кои должны были быть вырыты в садах. Указ императора предусматривал обустройство нескольких садов: Верхнего и Среднего (разделенных Кутафьей башней), а также Нижнего. Верхний сад известен гротом «Руины», или «Итальянским гротом», хранящим память о событиях 1812 года, – его стены выложены камнями, найденными на пепелище московских зданий. Аналогичную смысловую нагрузку несут и чугунные ворота в сад, изготовленные по чертежам архитектора Е.Ф. Паскаля, украсившего ограду военной символикой. В 1856 году Кремлевские сады получили новое название, под которыми мы знаем их и сегодня. Здесь появился большой, объединенный Александровский сад.

Лев Николаевич не раз бывал в Александровском саду, ставшем одним из мест действия романа «Война и мир» (когда и сада-то в его современном понимании еще не было). Здесь разворачивается эпизод из третьего тома романа, когда французские солдаты, услышав кремлевский благовест к вечерне, предположили, что это ни что иное, как призыв к оружию: «Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из-под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад. Послышалось еще три выстрела из ворот. Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из-за щитов».

С Александровским садом связано зарождение замысла нового романа писателя: «Шел подле Александровского сада и вдруг с удивительной ясностью и восторгом представил себе роман – как наш брат образованный бежал с переселенцами от жены и увез с кормилицей сына. Жил чистою, рабочею жизнью и там воспитал его. И как сын поехал к выписавшей его матери, живущей вовсю роскошной, развратной, господской жизнью. Удивительно хорошо мог бы написать. По крайней мере, так показалось», – отметил Толстой 14 апреля 1895 года. Но новый роман так и остался в зародыше.

Манеж первоначально был предназначен для проведения военных смотров, поэтому здание было задумано так, чтобы одновременно вмещать две тысячи человек. А меньше и не приходило, в т. ч. и на официальные мероприятия государственного значения. Например, масштабные банкеты по случаю коронаций самодержцев российских. Первый прошел в 1826 году в честь вступления на трон императора Николая Павловича, когда московское купечество угощало здесь весь царский двор и генералитет. Не менее щедро кормили в 1839 году гвардейцев, участвовавших в открытии памятника на Бородинском поле и закладке храма Христа Спасителя. На банкете главным гостем был государь.

Постепенно расширялся диапазон использования больших площадей Манежа, здесь проводились концерты, выставки, народные гуляния, велосипедные гонки и, собственно, обучение самой велосипедной езде, которой занимался под крышей сего огромного здания Лев Николаевич. Писатель оказался покорен новым видом транспорта. Велосипедная езда активно развивалась в Москве с начала 1880-х годов. В 1884 году в городе было создано Московское общество велосипедистов-любителей, затем Московский клуб велосипедистов, а в последующие годы – Всеобщий и Германский союзы велосипедистов и Московский кружок любителей велосипедной езды. В 1888 году московский генерал-губернатор Владимир Андреевич Долгоруков официально разрешил езду на велосипеде по городу, позволив членам Московского общества велосипедистов-любителей и другим лицам колесить на велосипедах по бульварам с темного времени суток до 8 часов утра, а за городом – в течение всех двадцати четырех часов.

Трудно себе представить, насколько повальным был интерес к велосипеду. Велосипедистов стало так много, что в мае 1890 года московский обер-полицмейстер Е.К. Юровский обратился к Долгорукову с просьбой о запрещении езды на велосипедах в вечерние часы в Сокольниках и Петровском парке. Оказывается, что «вечерняя езда на велосипедах представляется в дозволенных местах неудобною в отношении гуляющей публики, а именно: в Петровском парке велосипедисты, проезжая по всем направлениям с фонарями, пугают лошадей, по городским же бульварам катание на велосипедах в вечернее время до крайности стесняет и тревожит гуляющую публику», – жаловался обер-полицмейстер в рапорте.