Читаем «Лимонка» в тюрьму полностью

Пока он плескался у умывальника, я заварил чифира на двоих. И когда я накрывал двухсотпятидесятиграммовую кружку крышкой, сделанной из жестяного тюбика из-под зубной пасты, уже умытый Консультант сидел у меня на шконке и протирал очки.

– Курнём одну на двоих, пока запаривается? – спросил он осипшим со сна голосом.

Я прикурил сигарету, протянул ему.

– Кури, оставишь.

Чифирнув, закурили уже по целой. Оживившийся Консультант кивнул в сторону монаха:

– Что за фрукт?

– Тот ещё… – Я рассказал, за что сидит монах.

– Нормально, – улыбнулся Консультант. – Колхозники воруют комбикорм, монахи иконы, нормально. А чё ты на него напустился? Ты ж у нас типа христианин, а тут какое-никакое духовное лицо.

– Какое на хрен лицо! Тупая рожа. Прикинь… – Я пожаловался Консультанту на глупое поведение монаха.

– Ну что ж, если не совсем дурак – поумнеет, а дурак – так и черт с ним. Чё ты завёлся?

– Да ладно, психанул и психанул. Пойду вторяк залью.

– Я письмецо написал в газетку о положении в камере для душевнобольных. Может, журналюги шевельнут начальство. А то ведь при таком раскладе мы тут загнёмся. Начнётся жара, отсюда начнут выносить.

– Уже выносят… За два месяца два жмура.

– Во-во, а по летушке и нас с тобой вынесут, – шептал Андрюха.

– Дай прочту, – попросил я.

Консультант достал из кармана тетрадный лист.

– Черновик.

Я побежал глазами по мелкому, но разборчивому почерку Консультанта…

<p>Владимир Тюрин</p><p>Молодёжная зэкаполитика</p>

Финансист Алексей, лет пятидесяти, интеллигентного вида дядька в очках. За весь год, проведённый мною в тюрьме, он был единственным сокамерником, которого я называл на вы. Хотя в тюрьме и принято обращение на ты, но его мне неудобно было бы так называть.

Он считался уже опытным зэком, всегда был сдержан и больше слушал, чем говорил, но в тот вечер его прямо прорвало.

– Что наше государство делает со своей молодёжью? Какого хрена, блин, только ящики таскать? Ни ума не дает, ни знаний, вот они тут, блин, вообще! Как это можно?!

– Да ладно тебе, при чём тут ящики, при чём тут государство? – попытался утихомирить его смотрящий за хатой.

Но Алексей не унимался:

– Я говорю то, что вижу. Вот посмотри вокруг, где наша молодёжь! – И он обвёл взглядом камеру № 257, находящуюся на малом спецу Матросской Тишины. – Вот она где, наша молодёжь. Вот один, – указал он на 21-летнего боксёра из Таджикистана. – Ему предложили заработать триста рублей. Нужно было взять свёрток в одной машине и донести до другой. Он до сих пор не понимает, почему его держат в тюрьме, если в свёртке был не его, а чужой героин, и будет ему теперь от семи до пятнадцати лет с конфискацией. Ну, это ладно. Вот ещё один, – указал он рукой на 19-летнего Ивана, приехавшего в Москву на заработки из Белоруссии. – Жил, как и большинство гастарбайтеров, с утра до вечера работа, потом пьянка, затем сон в каком-то вагончике. Когда ему не выдали зарплату (попросту кинули!), он несколько дней ничего не ел, а на билет обратный денег не было. И вот теперь он здесь, с нами. Спит на полу, на нарах всем места не хватает, хата переполнена. Но ему не привыкать, он и на воле жил в подвалах и вагончиках, ещё до того, как совершил с голодухи грабёж и заехал на тюрьму по сто шестьдесят первой статье. Теперь ему светит срок до семи лет. Если бы вот он и хотел в институте выучиться, у него б такой возможности не было. Государство ему даёт возможность только ящики таскать, – продолжал свою зэкаполитическую речь Алексей.

– Ну так ведь они же не граждане России, – возразил очень уж любивший спорить наш смотрящий, 22-летний Илюха. В свои годы он уже чётко понял, что ему никто ничего не преподнесёт, ни государству, ни кому-то другому он особо не нужен. Потому Илюха и решил взять всё сам. И взял бы, наверное, если б менты не взяли его самого по ст. 105: «Убийство».

– А что, со своими гражданами наше государство лучше обращается? – ответил Алексей. – А ты вот на него посмотри. – И Алексей указал рукой на 24-летнего Ивана, приехавшего в Москву из города Ефремова Тульской области.

История русского Ивана была похожа на историю его белорусского тёзки и коллеги. Разница была лишь в том, что русский Ваня не пошёл грабить случайного прохожего, а прирезал своего «барина» и забрал принадлежавшие ему по праву деньги.

– Здорово туляк придумал, – сказал Алексей и указал рукой на третьего Ивана по прозвищу Ананас. – А вот ещё один!

Ананасом московского Ваню прозвали за причёску, с которой он заехал на тюрьму. Этот парень из обеспеченной семьи был завсегдатаем дискотек и ночных клубов. После очередного «заседания» в клубе ему было предъявлено обвинение по ст. 131 «Изнасилование». А было оно или не было, Иван и сам не помнил, слишком уж усердно он отдавал дань моде «продвинутой» молодёжи. Такую роль людям его класса также отвело государство. Он добросовестно эту роль исполнял…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее