Линкор «Альбион»

— Она узкая, там в начале улицы стоял воз у бакалейной лавки, так всем приходилось его объезжать. А за поворотом, в пятистах метрах, — полицейский участок. Случись пробка — и коляску, на которой мы приедем, придётся бросить. И уходить пешком.

— Да, это исключено… Тогда мне за коляску попадёт от отца, — согласился молодой человек.

— От отца? — Зое снова захотелось назвать его болваном. — Генрих, поймите вы наконец, по коляске вас найдёт полиция, и вам придётся отчитываться не перед отцом. Установят владельца коляски и выйдут на вашу мастерскую. На вас, Генрих!

— Точно! — он пришёл в ужас. — И тогда полиция найдёт меня.

— Нет, Генрих, не только полиция, — она говорила как можно серьёзнее, — вас найдёт кое-кто похуже, и будет это герцогиня Кавендиш. Чтобы выяснить кто у неё в доме крот, она перевернёт весь Гамбург. И ваш похищенный в вашей мастерской экипаж приведёт её точнёхонько к вам, а от вас к Джеймсу. Его просто запытают до смерти, а вас либо разберут на органы, либо переделают и смешают с обезьяной, чтобы вы служили ведьме до конца своих дней. Вам это ясно?

— Да, теперь… теперь это мне ясно, — на удивление спокойно отвечал ей молодой человек. — Мне неясно другое.

— Что именно? — Зоя покончила с прекрасными сосисками и взяла в руки стакан с лимонадом, в котором ещё не растаял лёд.

— Мне неясно многое другое… Как вы обо всём этом смогли подумать, как вы могли представить все эти сложности, все эти револьверы, полицейские участки, узкие улицы… Все эти непредвиденные трудности, что могут возникнуть у нас на пути… Как вы всё это предусмотрели? Кто вас этому научил? — он внимательно и восхищённо глядел на девушку. — Я не могу понять… Кто вы такая, фройляйн Гертруда Шнитке?

Она глядела на него поверх стакана, её взгляд был загадочен; девушка сделала глоток приятного напитка и спросила:

— А вы сами как думаете?

— Как я думаю?

— Да, как вы думаете? — ей не нужен был этот разговор, но девушка понимала, что сейчас его не избежать.

— Ну, Джеймс почему-то полагал, что мы русские.

— А мы не русские? — уточнила дева, чем вызывала у молодого немца удивление, ну, и улыбку.

— Нет, нет, — он покачал головой. — Я не русский.

— А я?

— Вы? Вы тоже не похожи на русскую.

— А вы видели много русских?

— Нет, но я много читал про них.

— Читали? Где? В учебнике по антропологии? — интересовалась Зоя.

— Да нет же, не в учебнике, — отвечал Генрих. — В газетах, конечно.

— А вот я газет почти не читала, мне интересно — что там пишут про русских? — продолжала Зоя.

— Ну, — он задумался на пару секунд, — ну, что они не европейцы.

— А, ну так это всем известно, а ещё что?

— Что они дикие и жестокие, — вспоминал Генрих. — Что цивилизованные народы от них страдают.

— Цивилизованные? Страдают от русских? Это кто от них страдает?

— Поляки. Ну… и шведы. И ещё другие.

— А, поняла.

— Живут они в своих непролазных лесах и бескрайних степях.

— Так в лесах или в степях?

— И там, и там; те, что живут в лесах, — это просто русские, а те, что в степях, — это татары и казаки.

— Как интересно.

— Они жестокие и коварные, и ещё они смуглые.

— Смуглые? — Зоя демонстративно стала накручивать на палец свой локон, выпавший из-под шляпки.

— Да, в журналах и газетах их рисуют смуглыми и черноволосыми. Но вы, фройляйн Гертруда, конечно, не похожи на русскую. Совсем не похожи.

— Ну слава Богу, — выдохнула Зоя. — Ну а на кого же я похожа?

— Ну, вы стопроцентная немка. Скорее восточная. Имеющая прусское воспитание и очень хорошее прусское образование. Или…

— Что или? — спросила она.

— Я не знаю, фройляйн Гертруда, кто вы на самом деле. Но очень хотел бы узнать. Вы можете мне ответить на этот вопрос?

Зоя поняла, что нужно уводить разговор в другую область, и спросила:

— А чего бы вы хотели больше, герр Ройке: узнать, кто я такая, или добыть рубин?

— Больше всего…, — он замолчал.

— Да, чего бы вы хотели больше всего?

И тут он поглядел на неё очень серьёзно и ответил:

— Больше всего на свете, фройляйн Гертруда, я бы хотел увидеть вас без одежды.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ Глава 21 ⠀⠀ ⠀⠀

Умная и серьёзная девушка, прошедшая прекрасную школу, где учителя были строги, очень строги. Девушка, получившая такое образование, какое не получали даже самые высокородные девы всех обществ мира, девушка, которую долгие годы учили ледяному спокойствию и стальному хладнокровию, вдруг хихикнула, как самая последняя дурочка, услышавшая в свой адрес сальный комплимент или пошлую шуточку.

Хихикнула. Абсолютно по-идиотски. Ей даже стыдно стало от своей незамутнённой реакции обыкновенной и радостной дуры. Стыдно… И потом пришло возмущение.