Листопад

- Я вот о чем думаю, Сергей Иванович, - неожиданно нарушила молчание Стрельникова. - Правду говорят, что счастье дается в жизни один раз... А впрочем, не знаю... Посудите сами... Мне нет еще и сорока... Так хочется жить!.. В семнадцать встретилась с одним военным. Был красив, умен. А если судить по орденам, то и храбр. Полюбила его. Встречались мы с ним недолго. Вскоре я почувствовала, что буду матерью. Он успокаивал и туманил голову всякими обещаниями. И я, по дурости девичьей, верила. Он уехал. По каким дорогам носила его судьба - не знаю. Вернулся, когда сыну было уже около года. Я тогда училась на первом курсе педагогического. Трудно было с ребенком. Если бы не добрые люди - досталось бы мне. А он приехал снова, наобещал и опять скрылся. Теперь уже, вижу, навсегда. А после него родился другой сын. Пришлось перейти на заочное и поехать на работу в село. Так и попала в сосновскую школу... Выросли дети, разлетелись по сторонам. Опустел дом. Встаю одна и ложусь одна...

Она сделала движение рукой, будто бы хотела смахнуть с глаз навернувшуюся слезу. Но вместо этого приподняла лишь повыше меховой воротник пальто. У опушки леса они остановились. Стрельникова в упор посмотрела на Буравлева.

- Может, ни к чему я это со своими откровениями? Может, вы осуждаете меня? Такой, мол, тебе и удел...

Буравлев с минуту помолчал.

- Я вас не осуждаю. Это была, видимо, настоящая любовь. Не огорчайтесь, Евдокия Петровна. Вы все же вкусили радость жизни, вырастили детей. А есть люди, которые не испытывали этого... и никогда не испытают...

Они шли медленно, плечом к плечу. Впереди загорбились крыши сараев, звездочками вспыхнули огни в окнах изб. Повеяло горьковатым запахом дыма.

- Вот я и дома, - неожиданно объявила Стрельникова, остановясь у небольшой, в три окна, избушки. И, протянув Буравлеву руку, по-девичьи легко взбежала по ступенькам на крыльцо. - Может быть, зайдете? Не обижайте.

- В следующий раз. Честное слово, в следующий раз...

- Я вас поймала на слове. Учтите...

Заскрипела дверь в сенях - и снова тишина. Прислушиваясь к этой тишине, Буравлев смотрел на небо. Взгляд уловил маленькую движущуюся точку. Она то затухала, то вспыхивала ярким желтым огоньком.

- Спутник, - прошептал Буравлев. - Давно ли это было сказкой? А теперь, пожалуйста, любуйся. А разве только это казалось невероятным?..

Трепетный огонек пронесся с востока на запад и канул в беспредельную пучину вселенной.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

1

Под лай пестрой ушастой дворняги к дому Буравлева подкатили сани. Из них по-медвежьи вывалился человек: коренастый, в опушенном инеем овчинном тулупе. Один рукав у него болтался - он был пустой. Приезжий бросил охапку сена лошади, взял из розвальней ружье и тяжеловато стал подниматься по ступенькам крыльца.

Увидев Дымарева, Буравлев развел руками:

- Вот это гость! Не ожидал!.. Какими судьбами?

- Решил проведать. Не виделись, кажись, лет тридцать, а то и более... Прошлый раз было не до разговоров.

Дымарев повесил на гвоздь у дверей одежду, шагнул в столовую. Заметив на кухне Наташу, он с особым значением посмотрел на Буравлева и, как бы между прочим, спросил:

- А ты, оказывается, не одинок?

- Как же, с дочкой вот... - сбивчиво пояснил тот. - Один выходил. Мать померла, когда ей еще и двух лет не было. - И, чтобы подавить в себе волнение, крикнул: - А ну-ка, Сорока-Белобока, встречай гостя дорогого!.. Ставь самовар. С дороги, может быть, что и покрепче...

К гостю Наташа вышла в плиссированной черной юбке и белой нейлоновой кофточке, что, несомненно, красило ее.

- Хороша!.. Писаная красавица, - разглядывал ее Дымарев. - Глаза-то твои, Серега. Такие ж синие. А вот лицом, знать, в мамашу пошла.

Наташа, застеснявшись, поспешно вышла на кухню, загремела там посудой.

- Ружьишко прихватил. Небось белками балуешься? - улыбнулся Буравлев.

- Есть охотничья привычка. Куда еду - всегда беру. В повозке оно не тяжесть. А как ни говори, где заяц, а где и белочка...

- Пока хозяйка готовит, пойдем посидим у меня, - предложил Буравлев. - Там и потолкуем.

Они прошли в кабинет. Буравлев пододвинул гостю кресло. Дымарев стал внимательно разглядывать расставленные по шкафам чучела птиц. Старый токовик распушил крылья и готов был в любую минуту кинуться в драку. Наклонив вниз голову, высматривал добычу голубой поползень. Неподалеку, вцепившись в шишку, застыл красногрудый клест-еловик... На шкафу у самого потолка притаился глазастый филин.

- Твоя работа? - Дымарев кивнул на "разбушевавшегося" косача.

- Баловался когда-то, - с оттенком грусти отозвался Буравлев. - Много покрушил их за свою жизнь. Теперь жалеть стал. Видать, Андрюха, старею. Да и что говорить. Полсотни отстукало, а теперь и до конца недалеко.

Дымарев шершавой ладонью потер широкий, квадратный лоб.