В сентябре 1966-го Набоков дал интервью своему бывшему студенту Альфреду Аппелю, где достаточно честно и аккуратно проанализировал свое англоязычное творчество. Безусловно, интервью не свободно от некоторой позы и саморекламы, но внимательный читатель сразу же заметит те ценности, которые защищает Набоков в искусстве, и то, что вызывает его негодование и раздражение. Мэтр Набакофф справедливо считает, что " искусство писателя – вот его подлинный паспорт
", выводит свою систему оценки качества труда художника. Наб советует критикам указывать лишь на грамматические ошибки и опечатки в его текстах, а об идеальном читателе говорит так: « Мне было бы приятно, если бы мою книгу читатель закрывал с ощущением, что мир ее отступает куда-то вдаль и там замирает наподобие картины…» . Из писателей своего столетия Наб выделяет Джойса, Кафку и Пруста, сочувственно говорит о Борхесе и Роб-Грие. Из месива советской литературы он выбирает "двуединого гения Ильфа-Петрова", стихи Заболоцкого, романы "в жанре научной фантастики" А. Н. Толстого. В собственном творчестве Набоков "привязан – больше всего к «Лолите», ценю – "Приглашение на казнь" .Последние годы жизни ознаменовались тремя завершенными романами Набокова: "Ада, или Страсть" (1969), "Прозрачные вещи" (1972), "Посмотри на Арлекинов!" (1974)
. Было издано несколько сборников рассказов: «Красавица» и другие рассказы", "Подробности заката" и другие рассказы", "Истребление тиранов" и другие рассказы". В 1973 году опубликована работа “ Strong Opinions ” ("Твердые суждения"), содержавшая письма, интервью и замечания Наба о жизни и искусстве. Из трех последних романов Набокова можно особо выделить роман "Прозрачные вещи". По словам одного из критиков Наба, «Главный фокус… "Просвечивающих предметов" заключается в позиции повествователя, который ведет рассказ из «потусторонности» и потому прошлое для него проницаемо» .В этом заявлении все – от неправильного перевода названия романа до пошлых рассуждений о «потусторонности» повествователя – служит примером «гуд-мэнского» подхода к трактовке набоковского текста. Тема смерти в "Прозрачных вещах" присутствует, но ее никак нельзя считать основной. Как мы уже говорили, «роман с девочкой» – удачная жанровая находка Набокова, элементы этого жанра есть и в этом тексте. Фотографии обнаженной Арманды в юном возрасте, намек на растление писателем R тринадцатилетней Джулии и т. д. – вновь обнажают тему «нимфолепсии» в романе. В начале 21 века для обозначения этого явления чаще используют гораздо более хлесткое словцо, попахивающее уголовной статьей. Можно, конечно, сделать вывод о том, что внимание к нимфеткам было, увы, свойственно не только Эдгару Г. Гумберту, но и его создателю. Однако можно такой вывод и не делать, сославшись на удачно найденный Набоковым «трюк», позволяющий ему и его издателю поднимать тираж очередной новой книги.
Начало романа знаменательно: "Вот персонаж, который мне нужен. Привет, персонаж! – Не слышит…"
. Театрализация сюжета свойственна некоторым вещам Набокова, но здесь писатель сбрасывает последние оковы литературных условностей. «Реальный» герой Хью Персон частенько станет уступать в тексте место своему кукольному двойнику, не делаясь от этого менее осязаемым. "Жизнь можно сравнить с человеком, танцующим в различных масках вокруг своей собственной личности…" – замечательно веское наблюдение романного повествователя. Арманда Шамар, швейцарский поезд на пути между Туром и Версексом, чтение новой книги писателя R – и жизнь мнимого Персона обретает свой смысл в романе. Мальчик в ночной рубашке с танцующими вокруг него овощами из детской книжки – и погибающий в пламени Персон: две эманации существования этого персонажа в романе "Прозрачные вещи".