– После того, как я дважды проверю «Берту», – ответила Мэг, косясь на Чарли. Если он лично проверил ее, тогда я – дядя обезьяны, сказала она себе. По крайней мере, она успеет перед отходом осмотреть двигатель. – Ну и после того, как Генри и вы примете таблетки от морской болезни. Бассов пролив, мистер Маклеллан, не для слабаков.
И что он здесь забыл?
Дело Картленда на стадии завершения, а он уехал. Остается надеяться, что сотрудники ничего не испортят.
Мэтт посмотрел на телефон и едва не застонал, увидев, что нет приема.
– Я смотрю, в Тасмановом море не так много вышек связи.
Шкипер, если этого ребенка можно так назвать, была любезна.
– Если что-то срочное, то можно воспользоваться радиосвязью.
Да, он слышал ее переговоры по рации – сплошной треск и шум.
Катер, на котором они плыли, представлял собой ржавое корыто длиной тридцать футов.
«Катер – это единственное судно, что у нас сейчас в наличии, – сказал ему Чарли. – Если хотите что-нибудь получше, придется ждать до понедельника». А ему в понедельник уже надо быть в Нью-Йорке, так что у него не было выбора.
Хорошо еще, что его инстинктивное недоверие ко всем и каждому не помешало ему отказаться от таблеток, на которых настаивала Мэг. За это он очень ей благодарен. Генри хоть и молчалив и замкнут, но его хотя бы не тошнит. А ведь они уже час в пути. До острова Гарнетт остается идти еще три часа.
В который раз Мэтт подумал о том, что было бы лучше полететь на вертолете. Однако на острове бушевали лесные пожары, и все свободные вертолеты были либо направлены на пожаротушение и наблюдение, либо уже забронированы другими клиентами.
– Буф! – раздался голос Мэг.
Мэтт и Генри познакомились с Буфом, поджарым красно-коричневым с сединой спрингер-спаниелем, при посадке на борт. При виде собаки Генри съежился, и Буф, поняв намек, направился к носу корабля, где, словно застывшая фигура, ловил носом ветер.
Мэг порылась в кармане жуткого вида клеенчатой куртки и достала пластиковый пакет. Зафиксировав штурвал, она подошла к Генри, опустилась перед ним на колени и позвала:
– Генри.
Но Генри не отреагировал. Мэтт почувствовал, как мальчик задрожал, и где-то внутри его поднялась волна злости за ребенка. Генри был одинок при жизни матери, а после ее смерти стал еще более одиноким.
Однако реакция мальчика не обескуражила Мэг. Она стояла перед ним на коленях, держа пакет, и выжидала.
– Генри? – Она снова позвала ребенка.
Мэтт крепче прижал к себе мальчишку. Генри поднял голову и посмотрел на него из-под полей желтой зюйдвестки, выданной Мэг. Мэтт увидел, что мальчик очень бледен, и у него сжалось сердце.
– Генри, Буф еще не ужинал, – сказала Мэг.
С зафиксированным штурвалом катер уверенно шел навстречу ветру, почти не раскачиваясь на волнах. Вокруг было только море, и казалось, что они трое и собака – единственные живые существа во всем мире.
– Буфа надо покормить, – сказала Мэг. – Он любит, когда ему дают по одному кусочку, а мне нужно вернуться к штурвалу. Ты мог бы за меня покормить Буфа?
Генри почти незаметно покачал головой.
С невозмутимым видом Мэг открыла пакет.
– Давай, первый кусочек я ему сама дам. Буф, сидеть.
Буф сел перед Мэг.
– Проси, – дала команду Мэг.
Буф припал на передние лапы, умоляюще посмотрел на Мэг, сел и поднял лапу.
Мэтт чуть не рассмеялся. Лицо же Мэг осталось серьезным.
– Молодец, Буф, – похвалила Мэг и предложила ему кусочек лакомства.
Буф сначала задумался, а затем деликатно взял в пасть.
Генри стоял ошеломленный.
– Он так все время делает? – прошептал Генри.
– У него безупречные манеры, – сказала Мэг, обнимая собаку. – Буф, хочешь еще? Проси.
Буф повторил номер, добавив виляющий хвост. Было очевидно, что собака наслаждается представлением. И пакет еще был полон.
Мэг посмотрела на штурвал.
– Буф, прости, но тебе придется подождать, – сказала Мэг и направилась к штурвалу, а Буф всем видом показал, как его расстроил ее уход.
– А когда вы дадите ему остальное? – отважился спросить Генри.
Мэтт улыбнулся.
– Попозже, когда будет время, – ответила Мэг, смотря в океан.
Мэтт почувствовал, как Генри напрягся. С того момента, как Генри услышал про смерть матери, он замкнулся в себе. То ли от шока, то ли от страха, кто знает. Он принял новость не проронив ни слова. Представители службы опеки прибыли мгновенно и заявили, что позаботятся о Генри, пока не свяжутся с его бабушкой. Однако Мэтт, потрясенный стойкостью малыша, вдруг услышал собственный голос: «Я позабочусь о нем». И почти сразу он подумал: «Что я наделал?»
Мэтт Маклеллан никогда не знал, что такое настоящая семья. Он был единственным ребенком, а его родители постоянно где-то путешествовали. Повзрослев, он не вступал в продолжительные отношения, а в непродолжительных связях женщины слепо следовали установленным им правилам. Для него всегда на первом месте были карьера и независимость.