Он часто раздражался, и тогда случались ссоры, обычно заканчивавшиеся сварливыми упреками Эми. Но он всегда мог уговорить ее, когда ему хотелось, чтобы она смягчилась. Роберт часто желал, чтобы она не была столь сильно в него влюблена. Даже когда он сурово обходился с ней, даже когда он убирал со своей шеи обвившие его руки и отталкивал ее от себя, даже когда он кричал, что был дураком, женившись на ней, она все равно возвращалась к нему и, хныча, выпрашивала у него любви. Что ж, этого у него, лорда Роберта Дадли, никто не мог отнять — его неувядающего обаяния. Оно заключалось как в его внешности — высокая стройная фигура, могучий разворот плеч, гордо посаженная голова, красивые линии мужественного лица, блистающие глаза, в которых отражалась необычайная сила, так и, может быть, больше всего — в твердой уверенности, что ему, Роберту Дадли, неподвластна на земле всего одна вещь, а именно: заставить женщин перестать любить себя.
Эми должна была принять его легкомыслие, его неверность. Все, чего она у него просила, — это оставаться с ней и уделять ей хоть немного внимания.
Роберт же, конечно, страстно стремился покинуть ее, его томила жажда приключений, и когда после двух с половиной лет этого для него бесцветного существования Филипп Испанский уговорил Марию вступить в войну против Франции, Роберт схватился за эту самим Богом ниспосланную возможность и вместе с братьями отправился воевать.
Генрих Дадли встретил свою смерть под Сен-Квентином, сдавшись английским и испанским солдатам под предводительством Филиппа. А Роберта там же наградили за храбрость, которая была столь безрассудна, что сам Филипп послал за ним, чтобы поблагодарить его и сказать, что в этой победе есть и его, Роберта Дадли, немалая доля.
В королевской ставке на поле боя во Франции друг перед другом стояли двое мужчин — опрятно одетый невысокий испанец с белокурыми волосами и голубыми глазами и темноволосый англичанин мощного телосложения.
Роберт никак не мог отогнать от себя внезапно пришедшую ему на ум мысль; если бы сейчас в палатку зашел незнакомец и его спросили, кто из них король, то нетрудно догадаться, каков был бы ответ. Короли должны возвышаться над своими подданными, как великий Генрих.
Молодой человек, являвшийся наследником более половины территории земли, встретил красивого нищего любезной улыбкой.
— Ваше величество, — сказал, склоняясь в поклоне, Роберт, — вы посылали за мной.
— Встаньте, милорд, — ответил Филипп. — Мне известны все обстоятельства. Теперь, когда сражение выиграно, я вам позволяю вернуться в Англию, если вы сами того захотите.
— Уехать! Когда французы бегут, и Париж открыт для армии вашего величества!
Филипп покачал головой.
— Сегодня я наблюдал такую картину, которая вызвала во мне отвращение к войне. Мы останемся здесь. Нам небезопасно продолжать наступление на Париж.
Роберт ничего не сказал. Умный человек не станет спорить с королем. Однако не воспользоваться возможностью совершить бросок на Париж будет самой большой из всех совершенных ошибок.
Филипп продолжал.
— В свое время, лорд, вы вызвали недовольство королевы.
— Ваше величество, я сын своего отца. Я подчинялся отцу так, как мне кажется, должен подчиняться любой сын.
Филипп кивнул.
— В этом вы правы.
— А теперь, ваше величество, я испытываю искреннее желание служить королеве.
— Я вам верю, — сказал Филипп. — А так как вы доказали это своим поведением на поле боя, я вам дам письмо, которое вы должны доставить ко двору. В нем я опишу королеве ваши подвиги.
Роберт упал на колени и поцеловал руку Филиппа.
— И еще я хочу просить ее проявить милосердие по отношению к вам, — сказал Филипп. — Вы можете прямо сейчас готовиться к отъезду в Англию.
Не вставая с колен, Роберт поблагодарил человека, носящего титул короля Англии.
Филипп принужденно улыбнулся и отпустил его, а Роберт, не теряя времени даром, немедленно отправился в путь. И все это время, пока он гнал вперед свою лошадь и пока ждал судна, которое отвезет его в Англию, он был вне себя от радости, потому что первый шаг к заветной мечте, как ему казалось, был сделан.
В поместье Хэтфилд царило оживление. Сюда дошли слухи о тяжелой болезни королевы и о том, что вот уже много месяцев ее муж не навещал ее.
Кроме Кэт Эшли и Пэрри, рядом с Елизаветой находилось несколько ее старых слуг, ее все еще стерегли, хотя и позволяли охотиться на дичь в Энфилдском лесу. Ее окружали шпионы, и она знала, что о каждом ее шаге становится известно советникам королевы.
Умер Гардинер, и это явилось для нее самым большим облегчением за последнее время. Никогда ее надежды не заносились так высоко. К ней уже стали приходить леди и пэры с просьбой отыскать им местечко при ее дворе, потому что они знали, что королеве не суждено выносить страстно желаемого ею ребенка, хотя после второго визита Филиппа она снова заявила, что беременна.