Лук Будды (сборник)

Мне удалось выведать кое-какие подробности. Первый афронт он получил в детстве из-за своей птичьей фамилии, и хотя ею же он добыл себе славу кулачного бойца, необходимость до конца дней быть самим собой, а именно орлом, доказывая всем и каждому свое превосходство, сидела в нем занозой. И вот не давало ему покоя: все Орлы, по мужской линии, были Иваны Петровичи и Петры Иванычи. А-б-а-б. Не поняли? Ну пес, кусающий себя за хвост. Дурная бесконечность. И что же? Для нас с вами, пожалуй что, и ничего, а он из-за этой чепухи, смешно сказать, не женился. Так и будем, говорит, Петров с Иванами тасовать, как карты в колоде? Вот так. Дальше – больше. В пионеры принимают. Повязали на шеи красные галстуки. «К борьбе за дело Ленина будьте готовы…» Все вскинули руки: «Всегда готовы!» Один Орел не вскинул. Подходят к нему: «Ты чего, Ваня?» Набычился. «Я… не попугай». Пионервожатый давай с него галстук срывать, а тот еще туже затягивается. Кто-то с перепугу в горн гукнул. По шеренге смешки пошли. Но не судил бог Ване героем умереть, алым галстуком задушенным, с именем Ильича на посиневших губах, а повелел ему жить в сомнениях, социальным уродом, не орлом – беспомощным куренком, которому забыли сказать, в какой ощип он попал, а главное – зачем. Откроет он, бывало, газету, а там – «Страна рапортует досрочно…» Слова вроде русские, а до смысла не докопаешься. За пивом пришел. «Давайте купон». – «Купон?» – «Гражданин, очередь задерживаете. Сдайте тару, получите пиво». Это ж какой ум надо иметь, чтобы в таких вавилонах не заблудиться! А ведь остальные с пол-оборота «секут фишку», словно тут и понимать нечего, – ну не обидно?

Иван Петрович рассуждал здраво. Тут одно из двух: или ты с детства мешком ударенный, или все вокруг с пионерским приветом. Элементарная логика указывала на него, Ивана, тем более и взгляды он на себе давно ловил, странные такие взгляды, будто у него на лбу пуговица. Но разве, допуская мысль, что он сумасшедший, он тем самым не доказывал свою нормальность? Оставалось предположить… Согласен, гипотеза смелая, фантастическая в некотором роде гипотеза, однако ж факты, факты! Посмотрите на российскую действительность с ее политиками, обливающими друг друга водой из графина, с ее крестьянами, равнодушными к земле, потому что своей у них сроду не было, посмотрите на расплодившихся Чичиковых, делающих деньги из воздуха, послушайте, какую вокруг несут околесицу, и вы со мной согласитесь: бред! А впрочем, какой же псих признается, что он псих?..

И вот решил мой Иван Петрович бежать. Надел полотняную пару, сшитую с одной примерки какой-то искусницей, спрятал под париком седину, погуще грим на лицо наложил. По уборным прокатился второй звонок. Он встал на стул, открыл заглушку и осторожно, стараясь не испачкать манжеты, засунул красный паспорт в сырую щель. Сердце колотилось, как у лагерника перед побегом. Он снова сел и закрыл глаза, чтобы не встречаться со своим отражением в зеркале. Сегодня надо играть как ни в чем не бывало, а волнение спишут на премьеру. Три звонка. Ну, с богом…

– И ни один дурак не догадался! – прервал я его рассказ радостным восклицанием, помня о счастливой развязке.

– Лариса была явно не прочь, чтобы мы остались за Волгой вдвоем.

Мы посмеялись.

– Это что, – сказал я, потирая затекшую лодыжку. – У меня ведь эта Совдепия тоже вот где сидела, а за границу не пускали, хоть ты тресни. Однажды читаю сборничек – средневековая китайская лирика. Знаете, до слез. Хожу как пьяный, а в голове уже крутится сюжетик. Обложился я литературой и сел за свой роман-подкоп. Два месяца без выходных. «Графа Монтекристо» в некотором роде переплюнул.

– Неужто ушел?

– Ушел, – подтвердил я. – Сказать, какой я выкинул номер? Спрятался под личиной сборщика налогов в провинции Хунан, и даже жена…

Меня перебил звон рельсы, мерный раскатистый звон, приглашавший к обеду. Иван Петрович нашарил ногами туфли и резко встал, не опираясь на палку.

– Потом, потом, – бросил он на ходу, удаляясь пружинистым шагом по тенистой аллее. – Нынче обещали клюквенный кисель!

Я затолкал в карман, где лежала именная табличка за подписью господина Фу, его мокрые носки в шашечку и припустил за ним вдогонку.

Из бесед шестого патриарха школы Чань с учениками

Из бесед: Об интуитивном познании