Магия безумия

Мой давний друг-подземец вырос и стал как две капли воды похож на Ворона, с той разницей, что волосы у него синие и светятся. А еще на нем красная атласная полумаска. В остальном он – просто копия того актера. Фарфоровая кожа, непроницаемые глаза, подведенные черным, пухлые темные губы…

В сером дыму, вьющемся вокруг его угольно-черных крыльев, он напоминает манекен на витрине нашего магазина – падшего ангела.

Я знаю это, потому что детские воспоминания обрушиваются на меня волной и воскрешают в памяти имя, которое я не произносила одиннадцать лет.

9 Морфей

– Морфей.

Это звучит не как откровение, а как обвинение.

Крылатый демон обнажает белые зубы в великолепной улыбке, которая одновременно чарует и заставляет насторожиться.

– М-м…

Морфей проводит рукой по черенку трубки, как по грифу скрипки.

– Твой голос – просто песня. Повтори, пожалуйста… – просит он и затягивается.

Я так потрясена, видя его живым и настоящим, что даже не пытаюсь возражать.

– Морфей…

– Прекрасно. Твоей маме следовало знать, что нашу связь не разрежешь простыми садовыми ножницами, – произносит он, выдувая несколько колец. – Но я огорчен, Алисса. Почему ты так задержалась?

Он ловит дымные кольца на палец и подбрасывает их в воздух, где они превращаются в полупрозрачные звезды.

Джеб ворочается под сеткой.

– Это тот чувак, которого ты искала? Тот, с веб-сайта? – спрашивает он.

– Да, – отвечаю я, сомневаясь, что мои слова имеют хоть какой-то смысл. – И не только. Мы выросли вместе… некоторым образом. Он снился мне, когда я была маленькой. Ведь так? Ты навещал меня во сне, Морфей… приводил сюда… рассказывал разные вещи…

– Точнее, учил тебя разным вещам. Но, кроме того, мы еще и развлекались. Я уж позабочусь, чтобы эта традиция не прервалась.

Морфей протягивает феям трубку своими бледными, изящными пальцами. Я закрываю глаза и отдельными картинками вспоминаю наши детские развлечения. Мы перепрыгивали через большие камни – Морфей взлетал и поднимал меня, держа под мышки, бережно и надежно. Я открываю глаза и краснею, вспомнив, насколько иным было его прикосновение в спальне вчера вечером.

Морфей встает в полный рост, и крылья аркой складываются у него за спиной. Сложив руки шпилем под подбородком, он внезапно кричит:

– Шляпу Гостеприимства!

Несколько прислужниц приносят черную бархатную ковбойскую шляпу и надевают ему на голову. Морфей сдвигает ее набок. Черноту бархата оттеняет лента из белых бабочек; с этим украшением он кажется одновременно изящным и жестоким.

– Она не имела никакого права вмешиваться, – произносит он, проводя длинным пальцем по краю шляпы. Длинные пряди синих волос касаются плеч. – Это не ее дело.

Я не сразу понимаю, что Морфей опять говорит про Элисон.

– Ты ее знал?

– Да. Из всех кандидатов, я имею в виду твоих предков, она обладала наиболее восприимчивым умом. Я связался с ней, когда она услышала зов подземья – в тринадцать лет. Но она отказалась от своего долга в ту самую минуту, когда встретила Помидорчика. – Морфей презрительно фыркает, произнеся ласковое папино прозвище. Но тут же он успокаивается и поправляет пиджак.

– Не важно. Я вижу на тебе перчатки. И веер ты тоже принесла?

– И все остальные вещи, которые она спрятала.

– Она думала, они тебя удержат. Плохо, что слова на полях оказались неразборчивы, да? Лучше бы она держала рот на замке и играла со своими гвоздиками…

Гвоздики? Неразборчивые слова? И тут я начинаю понимать…

– Это был ты. Ты стер заметки Элисон, чтобы я не смогла их прочитать. И в лечебнице… это ты чуть не убил ее!

– Я ни в чем не стану признаваться. Ну, кроме того, что она перестала владеть собой. Ради собственной безопасности ей нужно было успокоиться.

– Разумеется, она перестала владеть собой! Ты полжизни играл с ее психикой! – выговариваю я сквозь зубы. – Это ты виноват, что она попала в лечебницу!

Морфей расправляет свои атласные крылья, заслонив сидящих на ветвях фей и накрыв меня тенью.

– За это благодари саму себя. Твоя мать была в норме, пока не появилась ты. Спроси у отца. Пока ты не родилась, она никогда не разговаривала с цветами и насекомыми. Во всяком случае, при посторонних.

– Неправда, – шепотом отвечаю я.

– Не слушай его, Эл, – пытается утешить меня Джеб. – Твоя мама тебя любит.

Воздев руки над головой, Морфей аплодирует.

– Браво, господин рыцарь. Вы слышали?

Феи тоже принимаются издевательски аплодировать, прыгая вокруг гриба, – все, кроме Паутинки, которая сидит на черенке трубки и смотрит на нас молча и с достоинством.

– Вот подлинное благородство, – продолжает Морфей, меряя шагами шляпку гриба. – Связанный и беспомощный, он продолжает заботиться о нежной девичьей душе. Надо признать, он прав.

Феи перестают насмешливо аплодировать и смущаются. Хлопнув крыльями, Морфей устремляется вниз и изящно приземляется передо мной, грозный и прекрасный.

– Твоя мать действительно тебя любит. Очень любит.

Ноги у меня дрожат, но я смотрю на него с презрением.

– Отвали от нее!

Джеб выбрасывает кулак сквозь ячейку сетки. Ему удается коснуться ноги Морфея.

Тот делает шаг в сторону.

– Ах, ах, ах.