Малахитовый царевич. Сказки проклятых царств

И правда – со всех сторон ползёт, струится, торопится любопытный, охочий до людских вещей народец. Мелкая нечисть Мшавы, что раскинулась по самому краю Царства мёда: широкоротые болотницы, доселе беззаботно храпевшие в гигантских кувшинках, весёлые обманки-коряжки, укрытые пегой шерстью кудрявых лишайников, драчливые клюквенники с палец высотой, в шапчонках цвета любимых ягод…

Только что дрыхли, прыгали на островках и дрались – и тут нате вам, пожалуйста.

– Вот, значит, как? – подбоченясь, осведомился Малахит и посуровее свёл чёрные, будто углём прочерченные брови. – Скучать не скучали, слёзки не лили, а гостинцев желаете? И не стыдно вам, лакомки?

– Стыдно, батюшка Приблудыш! Ой, стыдно! – тотчас взвыли болотницы, корча из себя плакальщиц. Стали заламывать руки в родинках плесени и бородавках мизерных поганок, стучать, как трещотки, гнилыми зубами.

Клюквенники тонко заверещали, вторя девкам, а коряжки, перестав прыгать, повалились к Малахитовым ногам, стали тереться, будто хитрые коты, почуявшие в его сумке сметану.

– Какой я вам батюшка, – скривился Малахит.

– Добренький! Самый-самый лучший! – немедленно откликнулись болотные подлизы и, подобравшись ближе, протянули к нему загребущие, тонкопалые ручонки. – Ну дай подарочек, дай!

Деланно вздохнув, Малахит полез в мешок, и губы его предательски дрогнули в улыбке.

– На всех всё равно не хватит. Придётся делиться, поняли? И чтоб никаких драк!

– Конечно, конечно, батюшка!

– Ну, смотрите мне, – пригрозил Малахит и стал метать в толпу попрошаек «подарочки»: тут вам и целебные, златобокие яблоки из соседнего Царства яблок, и брусочки их же яблочной пастилы; глиняные свистульки в виде лебедей из Царства птиц, покрытые жемчужно-белой глазурью, и кармашки-кошели, с вышитыми на них пухлыми пчёлами – символом богатства из Царства мёда.

Только из Царства железа ни одного гостинца: не любит нечисть его. Боится.

– Спасибо, Приблудыш! Благодарствуем, батюшка! – птичьим базаром раздалось вокруг.

– Подлизы, – хмыкнул Малахит и пошёл себе дальше.

Домой хотелось пуще прежнего. Да и устал сильно, глаза слипаются.

Вскоре впереди показался тын, скрывающий желанный Малахитов двор: древнюю избёнку с мшистой крышей и пристройками, курятник да огородец с грядками овощей. Тишь, гладь и покой. Никаких тебе шумливых надоед – ни людей, ни болотных жителей. Красота!

На здешнюю землю не залетали даже вездесущие комары с мошкой – те самые, что сейчас тёмным, похожим на дым, хвостиком почтительно следовали за ним, не смея кусать.

Приблудыша здесь уважали. Почти так же, как когда-то уважали прежнюю хозяйку дома среди Мшавы.

«Здравствуй, матушка Кика», – мысленно поклонился Малахит, миновав тын.

Улыбка исчезла с губ. Кажется, что вот-вот, скрипнув, откроется резная дверь. Вот-вот, утирая руки кружавчатой, вышитой ширинкой, на порог выйдет знакомая приземистая фигурка с пёстрым разноцветьем куриных пёрышек в седых колтунах на голове. Прищурит утопленные в морщинках глаза – сплошь гагатовые, без намёка на белок; сморщит блёкло-сметанное, длинное, нечеловечье рыльце. И выплюнет, показав мелкие, по-лисьи острые зубы:

«Что, Приблудыш? Опять ко мне притёк? Скуксился от своих людей? Вижу, вижу, что рожица кислая, будто клюкву без мёду ел! Ну, заходи, коли так. Я тут пирог приготовила».

– Благодарствую, матушка, – негромко промолвил Малахит.

И, разумеется, не дождался ответа. Кика-знахарка, его спасительница и учитель, ушла в топь давным-давно. Сгинула от болезни, от которой не было спасения, той самой, что в урочный час настигала каждую кикимору, и теперь её кости лежат столь глубоко, что не доплывёт и силачка Пиявища.

Помрачнев сильней, Малахит переступил порог дома, чтобы на мгновение погрузиться в душистый, пахнущий чабрецом и ромашкой, полумрак. Но шаг, за ним второй – и на бревенчатых стенах зеленоватыми, хищными огоньками вспыхнули зачарованные грибы и гнилушки. Те самые, что будь они обыкновенными, не тронутыми Кикой, давно бы перестали сиять.

«А мог бы железный светец прикупить. Зажигать лучинку, смотреть на пламя, как все добрые люди. Но ты же у нас особенный! Так ведь, Малахольный?» – съехидничал голосок брата в голове.

– Гнус тебе в глаз, Ядоцвет, – буркнул Малахит и, стараясь отвлечься, стал разгружаться: снял заплечный мешок, заметно опустевший после встречи с болотной мелочью; отвязал от пояса кошель, ножны с охотничьим ножом и маленькую сумку, где всегда носил лекарские полезности: противоядие от большинства ядов, свёрнутые полосы чистой ткани, сухой мох, способный унимать в ранах кровь…

Квакушка, спрыгнув с плеча, скакнула к своей коробчонке, заботливо проложенной куриными пухом и перьями. Уютно устроилась, намереваясь спать до утра.

Посмотрев на любимицу, Малахит невольно улыбнулся. Пора бы и ему на боковую. Но сперва – проведать кур. Как там его несушки? Как Белянка, Пеструнья, остальные? Хоть и знает, что помог болотный народец: подкормил его подопечных, пока его не было, а всё равно повидаться с ними надо. Да и вкусненьким угостить.