Малахов курган

— Маменька, — робко, как маленький, сказал юнга Могученко-четвертый, — можно мне к Трифону в машину, погреться?

— Ступай, только недолго, смотри: пароход сейчас причалит...

Веня пробрался к машинному трапу, скатился вниз по крутой лесенке, скользнув по гладким поручням руками.

Трифон вытер замасленные руки. Братья обменялись крепким рукопожатием.

— Ну, брат, и дела! — сказал юнга Могученко-четвертый. — Слыхал, как грохало? Это мы пороховые погреба по диспозиции рвем. Насыпали от бухты до самого верху пороховые дорожки и зажгли...

— Что ж ты до времени оттуда ушел?

— Там рвать только охотники остались. Стрёму убили. Мы главное сделали, а уж поджечь — плевое дело!..

— И Стрёму? Ну дела! А у нас в бортах тридцать пробоин, — сказал машинный юнга Трифон Могученко. — Мы целый день по французу то правым, то левым бортом палили! Положили их под Килен-балкой ба-а-альшие тысячи! Ну, и нам досталось. То «полный вперед», то «стоп», то «назад тихий».

Звякнул колокол, и из раструба над колесом, у которого стоял вахтенный помощник механика, раздался загробный голос:

— Стоп!

— Есть стоп! — ответил вахтенный и повернул колесо.

Цилиндры машин перестали качаться, блестящие штоки поршней перестали нырять в цилиндры.

— Средний назад!

— Есть средний назад! Юнга! Масла в коренные подшипники!

— Есть масла в коренные подшипники! — ответил Трифон и схватил масленку.

«Владимир» причалил к мосткам на Северной стороне близ Куриной балки. Народ быстро схлынул. Раненых снесли на пристань.

Наташа в смертельной усталости опустилась на бухту и плакала.

— Не пойду, маменька, убейте меня, не пойду... Я к нему вернусь!..

— Ай, девушка, брось ты свои причуды! Чем ты ему помочь можешь? Мертвого с погоста не ворочают! — уговаривала Анна дочь.

— Не могу, маменька милая! Кто ему глаза закроет? Кто ему последний поцелуй даст? Зароют в яму... И где — никто не скажет мне, горемычной...

Анна опустилась рядом с дочерью и, лаская, пыталась образумить:

— Дитя мое глупое, да куда мы с тобой там пойдем, где его найдем?.. Да ведь там враги. Они над тобой надругаются.

«Владимир» дал отвальный гудок. К женщинам подошел матрос:

— Что же вы, красавицы, расселись? Сейчас опять на Корабельную сторону идем.

— А нам на ту сторону и надо! — сказала Анна.

— Али чего дома забыли?

— Бриллианты впопыхах оставили.

— Ну, что же. Хотите кататься — катайтесь. Проезд бесплатный...

«Владимир» отвалил от пристани и пошел к Павловскому мыску, ведя на буксире пустую шаланду...

На стенке мыса гудел народ. Слышались крики: «Скорей, скорей давай!»

— Надо Веню пойти покликать, — сказала Анна. — Уж идти, так всем...

— Маменька, послушай, как у меня сердце колотится.

Наташа взяла руку матери и приложила ее крепко к своей груди.

Анна замерла и через минуту сказала:

— Глупенькая, это не сердце — у тебя во чреве дитя пробудилось!

Пароход вопросительно крикнул. На стенке у мыска мерно закачался фонарь в опущенной руке вахтенного, указывая пароходу место причала. «Владимир» поставил к стенке шаланду и стал к ней бортом.

На шаланду и пароход хлынули люди...

— Ну что ж, девушка, пойдешь теперь мертвого искать? — с лаской спросила Анна.

Наташа подняла руку матери к губам и поцеловала в ладонь, кропя слезами.

— Нет, маменька! Такая, видно, моя судьба, — глубоким грудным голосом ответила матери Наташа.

«Владимир» забрал народ и пошел вторым рейсом на Северную сторону.

***

Когда по наплавному мосту через Северную бухту прошла перед рассветом последняя пехотная часть, инженер, распорядитель переправы, сказал командиру:

— Вы последний. Вы точка. Я развожу мост.

Но для каждого из уцелевших защитников Малахова кургана выход по спасительному мосту на Северную сторону не являлся концом.

Если усталый идешь по крымской горной тропе на Яйлу, а вершина еще далеко, лучший способ отдохнуть — остановись, обернись назад, на пройденный путь, глубоко вздохни, и предстоящий еще подъем станет не страшен.

Так каждый защитник Севастополя в предрассветном сумраке останавливался в зловещей непривычной тишине и, обернувшись на дымные развалины города, обнажив голову, подставлял опаленное огнем боев лицо свежему дыханию бриза и говорил себе: «Нет, это не точка. Это не конец. Оборона Севастополя продолжается. Впереди еще подъем».