Пиня.
Серьезно, серьезно! Что ж, я обманывать тебя стану? Я уже говорил об этом своей Тайбл.Эля.
Ну, и что же она?Пиня.
Что ей говорить? Она едет.Эля.
Едет? Ну, а тесть?Пиня.
Кто его слушать станет? Если я уеду один, ему лучше будет? Ведь он видит, что мне на месте не сидится, что не могу я тут оставаться!Эля.
А я, думаешь, могу здесь оставаться?Пиня.
Так давай вместе поднимемся и поедем.Эля.
Подняться и поехать? А с чем?Пиня.
Шифскарты ведь нам дают бесплатно, глупенький!Эля.
Что значит-бесплатно?Пиня.
На выплату. Когда-нибудь выплатим. А пока что мы получаем их бесплатно.Эля.
Ну, а до парохода? Расходы? А билеты? Железная дорога?Пиня.
Сколько нам нужно билетов, чудак?Эля.
А ну-ка, скажи сам сколько?Пиня.
Считай: я и моя Тайбл — два, ты и твоя Броха — два. Значит, четыре.Эля.
И мама… пять.Пиня.
Значит, пять.Эля.
А Мотл?Пиня.
С него хватит полбилета. А может быть, и того меньше… Скажем, что ему еще и трех лет нет…Эля.
Ты с ума сошел?…Что мне делать? Больше не могу терпеть. От восторга издаю визг. Оба оборачиваются ко мне:
— Пошел, постреленок! Что за манера подслушивать, когда взрослые разговаривают?
Я убегаю, подпрыгиваю и хлопаю себя по бедрам. Шутка ли-я еду! Пароход!.. Поезд!.. Билет… Полбилета… Куда, собственно, мы едем? А мне какое дело?… Не все ли равно куда? Я еду — этого достаточно! Знаете что я вам скажу? Если подсчитать хорошенько, то я еще в жизни своей ни разу никуда не ездил. Я даже не знаю, что значит ехать. Однажды, правда, мне довелось испытать это удовольствие. Я проехался верхом на козе нашего соседа… Дорого мне это стоило! Помимо того что я упал и расквасил себе нос, я еще получил несколько затрещин. Так что я это и за поездку не считаю.
Весь день я сам не свой. Потерял аппетит. Ночью мне снится, что я еду. Даже не еду — лечу! У меня крылья как у голубя, и я лечу. Дай бог здоровья нашему другу Пине! Он стал мне в тысячу раз милее, чем раньше. Если бы не было стыдно, я бы его расцеловал. Что за чудесный человек Пиня! Ну, не говорил я вам, что ему приходят в голову замечательные мысли?
XII. МЫ ЕДЕМ В АМЕРИКУ!
Ура, мы едем в Америку! Где она, эта Америка? Не знаю. Знаю только, что это далеко, ужасно далеко! Туда нужно ехать и ехать до тех пор, пока не приедешь. А по приезде попадают в «Кестл-Гартл». Там, в этом «Кестл-Гартл», вас раздевают догола и осматривают глаза. Если глаза здоровы — хороши. Если нет — извольте ехать обратно! У меня как будто глаза здоровые. Один только раз мне пришлось повозиться с глазами. Мальчики из школы однажды сцапали меня, разложили и запорошили мне глаза табаком. Ох и колотил же их мой брат Эля! А сейчас у меня глаза ясны, как хрусталь. Вот с моей мамой, знаете, дело обстоит гораздо хуже. Так говорит мой брат Эля. Но кто виноват? Она по целым дням и ночам плачет. С тех пор как умер отец, она не переставая плачет.
— Ради бога! — толкует мой брат Эля. — Тебе нас, наверно, совсем не жалко! Ведь нам же из-за тебя придется, упаси бог, ехать обратно!
— Глупенький! — отвечает мать. — Разве это я плачу? Само по себе плачется, помимо меня!..
Мать вытирает передником глаза и принимается за постель, за подушки. Нужно все подушки пересыпать. В Америке нет подушек. Там все есть, кроме подушек. Как там люди спят, не понимаю. Ведь им, должно быть, очень жестко. Моя золовка Броха помогает маме пересыпать перья. А подушек у нас, слава тебе господи, порядочно. Три большие перины, шесть подушек больших, четыре маленьких. Их называют «думками». Из них мама делает одну подушку. Я маленькие подушки люблю больше всего. По утрам я иногда затеваю с ними игры, делаю из них треугольные пироги, шляпы…
— Приедем, бог даст, благополучно туда, и опять пересыплем их в маленькие.
Так говорит мама мне и моей золовке Брохе, намекая ей на то, что и она должна поступить так же.
Броха делает так же, хотя поездка ее вообще не радует. Ей тяжело расставаться с родителями. Если бы кто-нибудь в прошлом году сказал ей, что она поедет в Америку, она бы, говорит, тому в глаза наплевала.
— Если бы мне в прошлом году сказали, что я останусь вдовой… — говорит моя мама и начинает плакать.
Увидев это, мой брат Эля поднимает крик:
— Опять плакать? Ты, видно, хочешь нас погубить?!
Тут еще нелегкая принесла нашу соседку Песю. Увидев нас за пересыпкой подушек, она остановилась и начала душу изливать, причитать над нами: