— Однажды сел пьяным за руль и разбился.
— Мне очень жаль!
— Мне тоже.
— А твоя мама?
— Мама?
……Мама.
— Я очень любил свою маму и я верил ей. А моя мама успела, предать меня дважды — в мои пять, а потом ее просто не стало. Это то немногое, что Малыш мог рассказать Юле о своей матери.
Зачем ей знать, что самая любимая и верная женщина в жизне каждого мальчика сначала выбрала водку, а потом чужого мужика. Малыш и сам мечтал об этом забыть, забыть как после смерти отца мать начала пить. Как она погрязла в своём горе, упивалась им, как следствие потеряла работу и у нее окончательно опустились руки.
Она забила на себя, забыла о нем — ушла в запой!
Что у неё на руках пятилетний сын, сын о котором надо заботится, которого элементарно хотя бы надо кормить вспоминала время от времени. Либо когда деньги на бухло заканчивались и приходилось быть трезвой, или кто из соседий спросит как парень?
Да спасибо соседям, не дали подохнуть с голода, но тогда я им за это благодарен не был. Я упирался и не принимал помощь, не верил в их благие намерения. Считал, что они потешаются над убогим, принимая меня за бездомного щенка, хотя по факту я им и был. Потому как место в котором я жил, нельзя назвать домом!
Видимо бухать одной матери стало скучно и она привела в дом мужика, и если до этого я боялся голода, то с появлением этого человека в моей жизни, — про голод я забыл напрочь.
Нет, еды в нашем доме больше не стало.
Просто в моей жизни появились вещи куда страшнее голода.
Боль! И безразличие!
К боли привык быстро, уже через пару месяцев я не издовал ни единого звука, когда бухой отчим включал папашку и начинал меня воспитывать.
— Делать из меня настоящего мужика — его слова.
Усвоил урок номер один! Если молчать, то это закончится быстрее.
Люди, с таким постоянством на работу не ходят, с каким он меня избивал.
Просто бить, или пинать ногами ему было не достаточно, ему нравилось меня унижать.
— Воспитывать характер — его слова.
Он хотел чтобы я умолял его, просил о пощаде.
Я и просил.
Пока не усвоил урок — номер два!
Что он, именно этого и ждет от меня, но не для того чтобы закончить мои страдания, а для того чтобы их продлить.
Выдумывал любую провинность за мной, например я громко закрыл дверь или просыпал крошки, от еды которой не было.
После чего он ставил меня на колени, связывал мне руки, чтобы я не мог ими ему помешать, снимал с брюк свой ремень, делал из него кольцо, просовывал в это кольцо мое ухо и стягивал.
Стягивал до тех пор, пока ухо не начинало синеть, а я терять сознание от боли.
Он ждал момента, когда я начну молить его о пощаде, начну плакать прося прощение за вещи в которых не было моей вины, а он сможет показать моей матери, что ее щенок невоспитаный, бесхарактерный слабак, что мой отец не смог сделать из меня человека, а он вырастит из меня настоящего мужика.
А вот к безразличию матери, по отношению к своему родному ребенку — я готов не был! Даже спустя столько лет я не могу с этим смириться.
Как можно спокойно смотреть на то, как издеваются над твоим пятилетним сыном?
Неужели такое хваленое, материнское сердце не болит, не екает?
Неужели водка, может убить любовь матери — к собственному ребёнку?
Или может я был блядь настолько плохим, недостойным ее материнской любви?
Когда мне исполнилось шесть, они траванулись паленой водкой, а я был самым счастливым ребёнком на свете!
Правда недолго, пока не попал в детский дом.
— Снова боль и безразличие!
Но теперь я был готов к ним, если к этому вообще возможно быть готовым. Жизнь моя из-за этого, к сожалению легче не стала, изможденный, нида кормленный, худой шестилетний мальчишка естественно, автоматически становился жертвой — больших и сильных.
Так и было, пока в этот детский дом не поместили Колунова Данила Сергеевича, а вскоре и Волкова Егора Александровича. Эти пацаны чуть старше меня самого поменяли мою жизнь! Протянули руку помощи щуплому малышу! А я схватил эту руку и держу.
Они моя семья!
— По этой причине в моей жизни никогда, не было отношений. Я и не пытался ничего построить. Я не верю в любовь, в семейное счастье, не верю женщинам!
Глава 31
Простые, невинные вопросы Юли о его семье открыли старые, гниющие внутри раны. Сто лет не вспоминал этих "людей" и еще бы сто лет не вспоминал.
Блядь, как будто и не было этой реки времени, и ничего никуда не утекло, а было только вчера.
Ему снова пять, он щуплый, забитый мальчуган с вечно голодным глазами, а страх и боль, с которыми он попращался казалось бы на всегда, вернулись.
Его как будто заново варили в этом котле из человеческих пороков.
Он подошел к бару, достал бутылку с золотисто — коричневой жидкостью, открутил крышку и с горла влил в себя половину.
— Юль ты извини! Иди отдыхай. — и вышел с кухни.
Саша набрал друга.
— Да Малыш.
— Колун ты где, дома?
— Нет, в баню еду. Сегодня день какой-то ебан*тый, надо расслабиться, а то с моим режимом дня меня и так лихорадит, боюсь сорвусь, добавлю работы капальщикам.
— Непротив, если составлю тебе компанию?
— О чём речь брат, подъезжай я только рад! А твоя "Верхняя" возражать не будет? Заржал!