Манелиос: Рождённый Мёртвым

Пока Рафаэлла занималась делами внутри, я остался стоять снаружи, в очередной раз рассматривая как архитектуру, так и жителей. Как минимум это уже не деревня. Большинство построек пусть и не высокие, но хотя бы каменные. Люди же… Разные. Одежда неброская, но уровень жизни тут явно выше. Правда, иногда и встречаются «выхухоли». Только что мимо проехал мужчина на повозке в крайне дорогих и пёстрых одеждах. Мне особенно запомнился головной убор яркого фиолетового цвета, напомнивший мне эдакий тюрбан. Похоже, это был какой-то особо зажиточный торговец. Будь это знать, вряд ли бы он вёл повозку самостоятельно. С другой стороны, если у него есть деньги на такие предметы роскоши, то почему он не может позволить себе нанять кучера? Или это как в нашем мире с дорогой техникой? Взял кредит на телефон, чтобы перед всеми красоваться, а сам лапшу быстрого приготовления на обед ешь?

— Я закончила, — вышла из здания эльфийка, протягивая мне ключ.

— Оставь у себя, — произнёс я, не поворачивая головы.

И я не просто так не уделил внимание столь привлекательной девушке, которой в обычное время не перестаю любоваться. В поле моего зрения попало нечто более важное. Двое мужчин крепкого телосложения и с короткими мечами на поясах вели конвой. Три парня и девчонка шли со связанными руками друг за другом паровозиком. Убежать им мешала верёвка, которой каждого из пленных обвязали вокруг пояса. Первый конвоир шёл спереди, задавая темп, второй же держался сбоку, надменно посматривая на детей. Да, детей. Никак иначе этих юных и явно побитых жизнью представителей человечества я назвать не мог. Им лет по двенадцать-тринадцать всего. Из вещей на них — какие-то бесцветные обноски. Обуви нет. Взгляд у всех тусклый, безжизненный. Будто на смерть ведут.

— Это рабы? — шепнул я Рафаэлле, продолжая следить за процессией.

— Так и есть, господин, — девушка, как и всегда, была скудна на подробности.

— Как они могли попасть в рабство в столь юном возрасте?

— Скорее всего, их продали родители.

От этого ответа у меня брови поползли вверх, но я быстро взял себя в руки.

— У местных так всё плохо, что им приходится продавать собственных детей, чтобы прокормиться?

— Думаю, тем, у кого наделы маленькие, в тягость содержать слишком большое потомство.

— Ты не знаешь, что с ними будет дальше?

— Говорят, их всех скупает местный лорд. По слухам, после того как они попадают в его имение, оттуда они уже не возвращаются. Как минимум в городе их вроде бы никто не видел.

— И много детей продают в рабство?

— Пока я тут жила, ежемесячно видела подобное.

— Ежемесячно, — посмаковал я это слово на языке, в уме перемножая четыре на двенадцать. Получается, в год исчезает около полусотни человек…

Может быть, я чего-то не понимаю? Даже если все эти дети остаются на службе у лорда в его, вероятно, необъятном поместье, то за годы их там должно накопиться ну уж очень много. Или он их на завтрак ест? Сразу после этой случайно возникшей в сознании мысли перед глазами предстала слишком уж красочная картина, как официантка в красивых одеждах ставит на большой стол, накрытый металлической крышечкой, поднос, открывает его, а там… Благо рвотных позывов не возникло, но ощущение абсолютного отвращения никуда не делось.

Я продолжал смотреть вслед уходящим рабам и их надсмотрщикам, пытаясь разобраться в собственных чувствах. Как вообще я отношусь к рабству? Вроде бы негативно. На самом же деле, ситуации бывают разные. Всё-таки я нахожусь не в своём мире. Да и там, в те далёкие времена, когда это ещё практиковалась, рабами становились по различным причинам. Например, один человек мог задолжать другому и стать его рабом, пока не отработает долг. В рабство могли попадать военнопленные или пойманные разбойники. В реальности же вариантов очень много. В разных странах и в разные периоды нашей истории было всякое. Поэтому я не хочу осуждать здешний общественно-политический строй лишь потому, что рабство у них всё ещё существует.

Как по мне, проблема не в самом наличии рабов. А в том факте, что кто-то может докатиться до такого. Если рассмотреть конкретно эту ситуацию, то от детей фактически избавились, получив за это некую компенсацию. У меня просто в голове не укладывается, насколько всё должно быть плохо у семьи, чтобы так поступить. В моём мире такое трудно представить. И не из-за того, что рабство отменено, а потому что опуститься на социальное дно значительно сложнее. У нас всё ещё есть богатые и бедные и даже бездомные… Но что-то я не слышал, чтобы кто-то распродавал своих детей на органы ради нескольких месячных окладов.