Манюшка

– Горькой такая судьбина станет, оглядись вокруг. Не хоромы перед тобой, да и в сусеках пусто!

– Вижу, – согласился мужчина, – только покой дороже!

– О себе печешься?

– Не стыди, Ермиловна, и так кошки на душе скребут.

Пока шла беседа, Маша пристально рассматривала тетушку, ведь видела ее в первый раз. Для себя отметила, что ближайшая родственница – приятной наружности старушка. С первого взгляда понравилась. Речи разумные, в дядькину сторону говорит. Тот, будто виновный стоит, оправдывается.

После нелепых его объяснений, девушка поняла, что вряд ли назад дорога будет. Пусть до последнего надеялась на благоразумие, сострадание, последние чаяния развеялись, словно дым остывшего костра.

Катерина Ермиловна пока задумалась: «Самой есть нечего, а тут еще нахлебница объявилась. С другой стороны – родная кровинушка, надежда в старости, будет кому стакан воды подать на смертном одре. Да и кровь не вода – памятка от сестрицы младшей. Девчушке и так в жизни настрадалось: отца убили за три колоса, мать с горя повесилась. Ничего! Будем живы – не помрем! Уступлю!».

Добросердечная женщина никогда не проходила мимо чужого горя, всегда старалась помочь. Не всегда в ответ платили той же монетой, но ни разу не спокаялась о содеянном. Верила, что всем воздастся на небесах, так и жила до этих пор.

История сестрицы милой, что ножом по сердцу. Поглядела на Машеньку, и всплакнуть захотелось. Вот, участь горькая!

Машины родители – хорошие люди, трудолюбивые, меж собой славно жили, в любви, в согласии. Работали день и ночь, не ленились: хлеба много сеяли. Деревня хорошая, зажиточная, да и от уезда вблизи. Дом добрый справили, хозяйство крепкое – живи да радуйся! Только не всем на роду, видно, благословение дается.

Как-то раз после урожая, отец с десятью мешками пшеницы поехал на базар, не один, а еще с двумя соседями. Обозом – безопаснее, грабежа на тракте много. По пути-дорожке завистливые односельчане зарезали его, а тело в реку кинули. Следы преступления в той же воде смыли. Зерно же от себя продали, барыш – поделили. Всем твердили, что до города без проблем доехали, торг провели. А назад ехать отец не явился, где-то в городе заплутал. Ждали-ждали, не дождались, оглобли к дому без него поворотили.

Долго искали отца, всей округой ходили: кто в лес, кто в городе справлялся. В недолгих, после дождя в реке всплыл, страшный надутый. Мать Маши после похорон не переставала плакать, все у бога: «За что?» спрашивала. Не удержалась, перед зарей, в сенях на перекладине повесилась, грех великий приняла. Успокоилась, а о дочке малой не подумала.

Маша была маленькая годочков пяти, но весь ужас запомнила. Проснулась, а маменьки рядом нет. Позвала, поискала. Вышла в сени и за ноги ледяные ухватилась. Закричала со всей мочи, завыла. Слез бедное дитя выплакала много, с того времени речь у Маши напрочь отнялась.

Единый раз Катерина на похоронах видела малютку, жалела, но в дом не взяла, у самой горя хватало.

Жить после смерти родителей сиротка у бабушки по отцовской линии осталась, вместе с семьей Василия дядьки родного: семеро по лавкам.

Работала не покладая рук сызмальства: дом мела, мыла, бельишко стирала, за малышами доглядывала, еду варила. Кусок хлеба честно отрабатывала.

Бабушка скоро померла, а девочка в семье осталась. Дядька полюбил, не обижал. Вот только его жена Анна – сварливая, жадная: для нее Маша, что заноза в пятке. В порыве злости и словом обижала, и пощечину или затрещину запросто могла дать. А причин для этого находилось немало: то одежда не простирана, то в избе холодно, вовремя не затопила, то малец в сырых пеленках лежит.

– Безрукая! – орала тетка, – Неумёха. Тебе только клопов давить, и то промахнешься!

Машенька стойкая, терпела, да и ответить не умела. Что с немой взять? К тому же сердцем к новым братьям и сестрам прикипела. Особенно к последышу Витюшке. Нянчила не хуже родной матери.

Понимала свою сиротскую долю. Идти-то больше некуда! Тетка кричит, надрывается, а все попусту. Всплакнет Маша в углу, вытрет слезы, да опять за работу.

Через десять лет, когда подросла, красавицей сделалась. Жизни совсем не стало, тетка бесилась все больше. Еще случай некстати вышел: паренёк стал под Машу клинья подбивать, на улице встречать-провожать. Однажды даже пряник печатный подарил. Такая красавица – большая редкость. Все молодцы заглядывались, головы заламывали.

Для Анны это последней каплей стало, рассвирепела: «Ты еще в подоле принеси, дармоедка проклятая!»

Не стесняясь пересудов соседей, злобная мегера вымещала гнев побоями и сквернословием.

Дядя решил отвезти племянницу в Берёзовку, от греха подальше. Знал, что тетка Катерина – добрая душа, не откажет.

Давно устал от постоянных скандалов. Женушка каждый день поедом ела, грызла почем зря. Не смог больше терпеть, сдался. Теперь стоял и ждал ответа. Катерина медлила – оно и понятно. Жила в поле – былина, а тут – подарок! Не сразу очухаешься.

Наконец, Катерина прервала молчание:

– Зовут, вроде Машей, позабыла я, видела-то последний раз малюткой? – спросила она.