— Ирриил небесный, защити, — только и мог шептать медикус. На его памяти это был первый случай настолько опасного безумия. Вот почему-то был Авиценна уверен, что ежели проворонит чего, то нынешний Ульс с превеликим удовольствием загрызет его заживо. — На помощь! Спасите! — заорал не своим голосом Авицелли, все же решившись бежать к спасительной двери.
Медикус был прытким, а прыткость, помноженная на страх, и вовсе сделала бы из него марафонца. Однако же и господин Ульс, не смотря на свой недуг, не желал отпускать жертвы. Бросившись на лекаря, он повалил мужчину на пол, впившись зубами ему в шею.
Авицелли даже пискнуть не успел. В затухающем стремительно сознании пронеслась только одна мысль: ни один сумасшедший или же серьезно больной человек не будет обладать такой силой и прытью.
— Господин медикус! — в комнату вихрем ворвался Марк. За ним следом показалось и напуганное личико давнишней служанки. Женщина коротко пискнула, повалившись без чувств.
Господин Ульс предстал пред ними во всей своей красе: сгорбленный, он сидел и с наслаждением рвал зубами человеческую плоть.
— Ирриилов свет… — только и смог прошептать стремительно зеленеющий помощник Ульса.
«Ваше благородие» обладал не только крепкими зубами, но и удивительно острым слухом. В миг он потерял интерес к распотрошенному телу медикуса, повернув голову на звук человеческого голоса. Такого близкого и манящего.
Зарычав глухо, он поднялся на четвереньки, с раздражением откинув тело лекаря к стене. На этот раз он не шатался, потому что почувствовал всего на миг удовлетворение и силу, энергию живого существа, так стремительно наполнившую тело. И зачем, спрашивается, нужна ему речь? Чтобы говорить со своим ужином? Смех, да и только!
Тело его, напоенное силой до отвала, менялось. Исчезла столь опостылевшая Ульсу тяжесть и неповоротливость. Ушел мешающий живот и паршивая лысина — выпали все мешающие волосы, оголив посеревшую кожу.
— Г-господин Ульс? — стоящий прямо перед ним человек выглядел жалко. Вспотевший от волнения и страха он еле сдерживался, чтобы попросту не упасть в обморок. И этим он смешил, развлекал обновленного господина Ульса.
Тварь зарычала, не грозно, скорее насмешливо, заставляя марково удравшее было в пятки чувство собственного достоинства, вернутся на место.
— Бегите, милочка, и поскорее, — прошептал мужчина служанке. Та же, выронив поднос, унеслась прочь, моментально перестав существовать для обновленного Ульса.
Марк выпрямился, наконец-то взяв себя в руки. Вытащил шпагу, аристократично взмахнув ею.
Слабак! Будто бы и вправду думал, что смог поразить, или того хуже напугать монстра, проявившегося в душе Ульса?
И Ульсу не понравилась эта самонадеянность. От нее несло горечью, портя вкус основного блюда. Он зарычал, на этот раз с предупреждением, все еще прислушиваясь к себе, к постоянно меняющемуся телу.
Мужчина же атаковал. Наверное, он думал, что быстр, что виртуозен. Но монстр так не считал, уклонившись от атаки и безо всякой жалости впившись зубами в руку бывшего помощника. Сжав чуть крепче, он откусил ее, позволив человечишке отпрянуть.
Мужчина закричал, привалившись спиной к стенке. От боли мутило, кружилась голова. В этот момент Ульс напал, перекусив пополам руку. Больше мужчина не мучился, он даже не успел осознать, когда умер.
— Вот скажи, Май, на кой-ляд тебе сдалось выплавлять их? Нас же по этой примете мигом вычислят? Или ты их в карман упрятать сможешь? — поинтересовался Адин, задумчиво рассматривая новые грабли. В глубине души он признал, что действительно не встречал такой хорошей стали и был готов признать, что оборотень явно смыслил кое-что в хорошем оружии.
— Привык я к ним уже. Расставаться не хочу. И да, в карман я, наверное, их все же прятать не буду, но кое-как все же спрячу. Смотри, — с этими словами Май взмахнул граблями, проведя рукой по цветочному орнаменту рукояти. В тот же миг оружие начало стремительно уменьшатся, ложась в руку небольшим металлическим ошейником.
Все присутствующие только охнули, заворожено глядя, как оборотень аккуратно надевает оружие на шею. Под плотной рубахой видно его не было.
— Это одна из главных особенностей чернобожьей стали, — улыбнувшись, молвил манул. — Трансформация по желанию хозяина, в предмет, который произвел на хозяина когда-либо очень сильное впечатление… — на этом месте манул затих, потянувшись рукой к горлу. Взгляд его затуманился, словно бы оборотень вспоминал что-то давно забытое и не очень приятное.
— Ого… — пробормотал Адин, почесывая всклокоченную головушку. Варвар тут же озадаченно моргнул, направившись на улицу, где предприимчивым Егозой как раз была налита бочка с холодной водой.
Май тут же стряхнул с себя оковы наваждения, и, прикрыв глаза, прислушался, замерев. Солоха, пытавшаяся вставить пять копеек тут же оказалась заткнута его ладонью.
— Тссс, — прошептал ей на ухо манул. — Бди…
Не успела Солоха возмутиться подобным панибратством, как услышала горестный клич варвара. Больше всего он походил на стоны плакальщиц, которых богатые паны имели за привычку приглашать к себе на похороны.