Маримба!

Может, и хорошо, что родители, которые задевают и спотыкают друг друга до бешенства, живут в разных коморках? Или в разных замках… – разницы никакой нет. Заперся у себя, перебесился, умылся, встряхнулся, пару дней или недель прошло – вроде опять можно общаться… И дети не страдают. От развода дети страдают. Но от двух постоянно спотыкающихся друг об друга родителей ребенок страдает больше. Я хорошо помню, как в детстве я сжималась в комок от папиного взгляда. Он смотрел не на меня – на маму. Помню, как мне было обидно за нее, как я ненавидела папу… А Катька равнодушно смеется и через две минуты после ухода Данилевского забывает о нем – до следующего раза.

* * *

Смотрим телепередачу. Мужчина рассказывает о себе:

– Я – идеальный муж. Я художник. Но я шью, готовлю, убираю квартиру. Только невест нет. А так я – идеальный муж.

Катька смеется:

– Идеальный муж, а немножко с усами!

У нас с ней уговор: с усами и бородой нам женихи не подходят.

* * *

– Мам, некоторые не понимают, что они в зеркало смотрятся! Они думают, что они смотрят в окно, а там – такая же морда. К ним в гости пришла.

* * *

Катя с удовольствием смотрела приключенческий фильм про милицию, где была неожиданно лирическая песня «Позови меня тихо по имени…»

Перед сном крепко держит меня теплыми ручками и говорит:

– Обними меня тихо по имени, мам…

* * *

Катя уже совсем большая, ей четыре с половиной года. Рассуждает, смеется, шутит, задумывается, обожает слушать сказки, сама придумывает и рассказывает сказочные истории с продолжением.

* * *

Это была самая наша первая поездка в Прибалтику. Маленький прибалтийский город у моря. По невероятному совпадению в соседнем с нами номере оказалась моя университетская подруга, которую я не видела лет… сто. С ней мальчик девяти лет, ее единственный сын Митя. С ним Катя дружила и дралась две недели. Только что Митя уехал.

Блеклое солнечное утро, завтракаем, Катя задумчиво говорит:

– Мам, а мне Митя сказал: «Вот я уеду, а ты дружи теперь с другим мальчиком, который в первом номере живет… Вчера приехал…»

Доела, пошла во дворик, подошла к томившемуся там мальчику, сказала «Привет!» и больше о Мите не вспомнила.

Мальчик оказался из Москвы, с Ново-Песчаной улицы, до которой от нас пару остановок на троллейбусе. Все дорожки ведут в Курляндию… Или в Москву?

* * *

По дороге на экскурсию мы купили мне ажурные белые гольфы, «для тепла». На бегу схватили, других не было. Торговля вообще не популярна в этом городке. Свежая черника, мед, зеленый горошек в стручках, который называется по-литовски «жирни» (то есть «зерно»), два парфюмерных магазина, чистые нарядные бабушки с бутылями парного молока, румяные дети, продающие под раскидистыми вязами утренние газеты, открытые киоски с медовыми янтарными бусами… Гольфы найти трудно.

– У меня нет таких… – вся извздыхалась Катя. – Купишь мне такие же?

– Конечно!

– Ты даешь слово?

– Даю.

– Я всю жизнь о таких мечтала!

– Ясное дело.

– Мам, ты в этих гольфах, знаешь, на кого похожа?

– На кого?

– На дворянку…

* * *

– Мам, вот мне уже так много лет! Четые с половиной! А на пальцах это так мало…

* * *

Привычно упрекаю Катю, по-прежнему крайне мало пьющую:

– Если на вашей планете ничего не пьют…

Она мгновенно парирует:

– А на вашей – ничего не понимают!

* * *

Катя умеет писать, знает все «букы» родного алфавита, пишет мне «письма», подписывает собственные рисунки «Пизаш» (то есть «пейзаж»), «Мама-красавица» (абсолютно без ошибок!), «Свитлане Онтольивне» (портрет бабушки в затейливом платье и с котом на поводке, которого у той отродясь не было). А читать моя Катя не хочет, хочет лишь бесконечно слушать, как ей читают.

Я купила ей книжку, где слоги «дружат», стоят, взявшись за ручки, буквы М и А – «ма», К и И – «ки»… Замечательная методика, можно научиться читать в два счета! Катя с удовольствием придумывает сказки про эти слоги, а читать – не хочет!

Я, понятное дело, ругаюсь:

– Не хочешь ничему учиться! Вот уже все дурачки умеют читать, а ты, умная, – нет!

Катька смеется:

– Так они дурачки, а я – умная!

* * *

Катька просыпается утром, я целую ее в лобик, бужу:

– Кто это такой мой хороший просыпается?

Отвечает недовольно:

– Не надо ко мне, я смотрю сон!

Я все же пытаюсь обнять ее, теплую, румяную со сна. Катька отчаянно отбивается:

– Упустите меня к чейтовой матейи! Остановите меня в покое! – со сна неожиданно вспомнила множественное число в обращении ко мне.

Я, обиженная, отпускаю ее и отхожу.

– Куда ты похла-а?!. – раздается позади меня громкий плач.

* * *

Я хожу ко комнате, бубню перед сном:

– Что-то у меня горло болит… вот, опять болит… почему…

Катя отвечает мне с дивана:

– Это тебе к нев’ологу надо! Не ко мне!

* * *

– Ты наказана, Катя! За хулиганство! Не буду тебе читать перед сном!

Жаль, не помню – за какое именно. Что же мог делать ребенок, девочка, в четыре с половиной года, чтобы так четко определить это – «хулиганство»?

– Мам… – расстроенная Катька хлопает огромными глазами. – Давай, я сама выберу себе наказание! Вот без сладостей я могу, а без чтения – нет!

– Не получится, Катя.

– Мам… А расскажи мне что-нибудь непонятное… про Бога, про древних…