Читаем Маршал Конев полностью

— Я пойду сама, — тихо проговорила она. — Береги силы.

— Тогда обопрись на моё плечо, — предложил парень, и Наташа с благодарностью посмотрела на него.

Молодой человек шёл уверенно — видно, хорошо знал здешние места. На очередном привале, когда беглецы отдыхали, прислонившись спинами к берёзе, она спросила:

— Давай хоть познакомимся: как звать тебя? — Зовут меня Гришей. Григорий Крылов.

— А меня — Наташей. Это моё настоящее имя.

— Я понимаю. Спасибо за доверие. Скоро мы придём. Девушка впервые за последние две недели улыбнулась.

...Улыбнулась она и сейчас, когда услышала его голос:

— Наташа Круглова к командиру!

— Иду, Гриша, иду, — отозвалась она.

То, что сообщил немолодой уже руководитель партизанского отряда, дислоцировавшегося во львовских лесах, её порадовало: она получила новое задание. Наташа почувствовала, что командир опечален тем, что не пришёл связной из Львова от профессора Нечаева. Многие сведения, собранные подпольщиками, хранились у него, как у человека, стоящего вне подозрений. Именно этой ночью предстояло переправить их из Львова, пока ещё занятого немцами. У профессора имелись последние данные о противнике, засевшем в городе. В отряде тоже есть карты, схемы оборонительных укреплений. Их и надо доставить в штаб 1-го Украинского фронта — Коневу. И как можно быстрее.

Командир пристально взглянул на девушку, сделал паузу и сообщил своё решение:

— Придётся вам, Наташа, перейти ночью линию фронта. Мы дадим надёжного провожатого. Он хорошо знает местность. Доведёт вас почти до окопов. А там поступайте по обстоятельствам. Лучше нащупать проход, где противника нет. Думаю, что сейчас, когда всё находится в движении, сплошной линии обороны не существует. Это поможет вам выполнить задание.

— Юрий Михайлович, меня не надо убеждать, — ответила Наташа, поднимаясь со стула. — Я готова. После того, что я пережила...

— Успокойтесь, не надо вспоминать. Я и не убеждаю вас. Знаю вашу исполнительность. Но, как старший, хочу дать совет.

— Слушаю вас, — сказала Наташа, усаживаясь на стул.

— Хорошо запомните маршрут. Все данные — их вам передадут в штабе — зазубрите наизусть. Вы недавно учились в школе, дело это вам знакомое.

Наташа молча кивнула.

В путь они вышли в сумерках и к утру благополучно достигли почти переднего края. Немцы явно нервничали. Это чувствовалось и по тому, как часто освещали они свои окопы ракетами, и по раздававшемуся то в одном, то в другом месте дробному перестуку автоматов и пулемётов. По логике фронтовой обстановки, которую Наташа уже научилась понимать, гитлеровцам следовало бы сидеть молча, а они со страху то и дело пускали ракеты, видимо, подавая сигналы друг другу, как бы говоря: «Я ещё жив, держись и ты, Фриц!» Но именно из-за этих постоянно висевших над передовой осветителей разведчиков обнаружили. Завязался бой. В этой кутерьме Наташа потеряла напарника. Получил ли он ранение или убит, она не знала, и ей пришлось пробираться дальше одной. Тут разведчица добрым словом вспомнила командира партизанского отряда, который подробно инструктировал её, разъясняя, как надо преодолевать передний край противника.

Восток уже алел утренней зарей, и Наташа, ориентируясь на этот манящий свет, пробиралась по опушке малолесья, маскируясь невысоким кустарником. Вдруг ей послышалось, будто поблизости хрустнула ветка. Вслушиваясь в тишину, она остановилась, огляделась. Справа раздалась короткая автоматная очередь. «Немцы, — подумала Наташа, — но они, видать, далеко от меня». Не обнаружив ничего подозрительного, она сделала несколько шагов вперёд и тут же упала на землю под тяжестью навалившегося на неё человека. Наташа попыталась вырваться, но сильные руки прижали её к земле.

— Вот, гад, кусается, — раздалась русская речь. — Держи, Вань, за ноги... Повезло нам с тобой. Легко добыли «языка»...

Ноги пленницы быстро обкрутили ремнём, стали заламывать руки за спину. Невыносимая боль сковала её тело, и она крикнула:

— Больно! Ошалели, что ли? Пустите меня! Руки, державшие её, сразу ослабели.

— Вань! Ты слышишь, фриц-то по-нашему балакает. Тот, кого называли Ванькой, с ехидцей ответил:

— Тишка, да ведь это баба. Ей-ей, баба! Вот отличились!

— Погоди паниковать-то, — отозвался Тишка. — Повели быстрее, командир разберётся...

Боец склонился и, дёрнув задержанную за рукав, скомандовал:

— Пошли!

Наташа попыталась подняться, но ноги были стянуты ремнём.

Разведчики быстро развязали путы, и Наташа беззлобно ругнулась:

— Слоны...

— Что-что? — не понял Тишка.

— Слоны, говорю. С женщиной не умеете обращаться.

— Ну-ну! Потише. Ещё неизвестно, кто ты такая, что за птица будешь.

— Всё равно: с женщиной надо обращаться вежливо. Ясно?!

— Ясно, — уже совсем упавшим голосом ответил Тихон, который терялся в догадках: кого же они захватили в плен? Не произошла ли тут какая ошибка? Прямо загадка какая-то...

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное