Меч вакеро

Симон Бернардино был доволен своим выбором. Рамон оправдывал надежды. По волчьей повадке краснокожих дель Оро был осмотрителен, точен и быстр. Там, где на десятки лиг в округе не было и капли воды, метис находил ее; там, где молчали лишь громады песка и камня и до ближайшей травы было не меньше двух или трех конных переездов, Сыч за полчаса отыскивал, чем накормить уставших лошадей. И главное, что особенно нравилось драгуну, в полукровке жила молчаливая готовность к бою, которую уважали даже индейцы. Раскосые глаза на широком лице то и дело обшаривали склоны ущелий, а свободная рука была готова в любое время взяться за оружие. А поскольку путь до Монтерея был неблизкий и не сулил благодати, то лучшего проводника, чем этот, желать не приходилось. Путники спешились и взяли под уздцы коней. Тропа круто уходила вниз. И они, обдирая ноги, с трудом удерживая артачившихся животных, около четверти часа спускались всё ниже и ниже. Ближе ко дну каньона уже совсем свечерело. Красный диск солнца, как раскаленный пиастр, упал в черный зев гор, и сумеречная фиолетовая мгла окутала далекие водопады.

Бернардино замедлил шаг, переводя дух. Весь день им виделся далеко внизу пенный каскад, шумевший с высокого перевала. И вот он был перед ними: могучий, стозвучный, дышащий свежестью. Прежде чем вывести лошадей из глубокого сумрака стен ущелья, дель Оро отправился тщательно изучить берег и, оставшись удовлетворенным, издал вой койота, оборвавшийся на пронзительно-тоскливой ноте.

Симон усмехнулся, потянув лошадей за повод. Он знал, как искусно краснокожие подражают голосам животных. И всё же с трудом верилось, что эти звуки рождались из человеческой глотки.

Внезапно из темноты, точно нож из чехла, вынырнул Сыч. Медное лицо его было напряжено, глаза блестели.

—  Что там еще? — Симон взялся за оружие.

—  На том берегу мерцают огни…

—  Далеко?

—  Si. Они не увидят нас, амиго. Можно идти и напоить лошадей. — Метис ловко перехватил брошенный повод своего жеребца…

—  Стой, — ротмистр полез в подсумок и достал моток тонко, как бахрома, нарезанных ремешков. Затем развернул одно из одеял и быстро разрезал его на восемь равных частей.

—  Это излишне, команданте, — дель Оро чиркнул слюной и усмехнулся.

—  Делай, что тебе говорят! — Бернардино сурово кольнул взглядом проводника и принялся подвязывать копыта своему коню.

—  Как думаешь, кто они? — когда работа была закончена, спросил Симон.

—  Да уж не друзья, — Сыч посмотрел в сумрачную синь противоположного берега. — Похоже, белые — индейцы так не разводят костры.

—  Скоро взойдет луна. Пошли. Надо успеть до нее.

—  А вы осмотрительный, команданте, — Рамон дернул узду, на крепкой руке взбугрились мышцы.

—  Это лучше, чем потерять скальп, — хмуро ответил ротмистр, и они осторожно тронулись вперед.

* * *

Укрывшись в лощине, они развели костер. Крохотный, едва заметный, он трепетал рыжими языками на дне неглубокой ямки, которую Сыч расковырял ножом в земле. Пока метис собирал хворост, Симон достал из подсумков вяленую оленину и занялся готовкой. Скоро в котелке аппетитно забулькал кофе, запахло диким чесноком, который, собирая хворост, как-то умудрился собрать Сыч.

Мясо было, конечно, не чета свежему, однако уставшие и голодные, они жадно рвали его зубами, сосредоточенно жевали и запивали горьким, без сахара, кофе. Временами дель Оро замирал прямо с набитым ртом и подолгу прислушивался, потом опять начинал прихлебывать кипяток и задумчиво смотреть на огонь.

Когда с ужином было покончено, взошла полноликая луна. Она всплыла над острыми пиками гор и посеребрила округу. Теперь им был виден каждый куст в мелкой ложбине, где сверкала и шумела срывающаяся вода. Зорко осмотревшись, они не обнаружили ни одного живого существа. Кругом царило спокойствие, простиравшееся над спящими холмами и, казалось, охватившее весь небосвод с его полчищами звезд и серебряной пряжкой луны. Ветер улегся, и только время от времени под его дыханием чуть слышно шелестела высокая трава.

После ужина хотелось спать, и драгун, чувствовавший себя бодрее, вызвался дежурить первую половину ночи. Сыч, ободрительно хмыкнув, завернулся в толстое навахское125 одеяло и, свернувшись гусеницей, уснул.

Бернардино тоже завернулся на индейский манер в одеяло, оставив свободной руку, которая сжимала ружье. Упершись спиной в огромный валун, он смотрел на расстилавшуюся перед ним ленту реки и спрашивал себя, с какой стороны им лучше обойти неприятельский лагерь: с востока, где берег окаймляла оранжевая гряда холмов, или с запада, где простиралась плоская равнина, поросшая редкими деревьями. Там, где грудились холмы, река была шире, но явно мельчала, давая надежду на брод, и потому более притягивала внимание опытного драгуна.

Долгие часы провел он один на один со своими думами, слушая, как изредка ворочался Рамон и как стреноженные кони хрумали траву возле ручья. Наконец, на востоке забрезжил слабый свет. Он медленно разливался по пышным, точно пена, облакам, окрашивая их в жемчужные тона.