Мечта цвета фламинго

На вокзал Лялька так и пришла с надутыми губами. Она даже не накрасилась, потому что чего для этих пенсионеров краситься! Когда к их группе подошла крупная женщина с властным лицом и черноволосым молодым человеком, все мгновенно переменилось. Лялька тут же, за материной спиной, намазала губы гигиенической помадой, чтобы хотя бы блестели. Ей показалось, что молодой человек по имени Давид тоже сразу обратил на нее внимание. Во всяком случае, уже в электричке она нет-нет да и ловила на себе его заинтересованный и ласковый взгляд. На даче им почти не пришлось поговорить друг с другом, потому что мамины сотрудники оказались веселыми и дружными. Все вместе они ходили в лес за дровами и хворостом, все вместе, смеясь и толкаясь, как малолетки, пытались затопить печку. Потом вместе готовили из привезенных продуктов еду, жарили шашлыки, ели их, пили вино, танцевали и играли в волейбол и даже пели про ямщика и всякие другие застольные песни. Лялька пела вместе со всеми и понимала, что так здорово она давно не отдыхала. Может, конечно, все дело было в черноволосом Давиде, который уже откровенно не сводил с нее глаз. Она два раза танцевала с ним в обнимку, путаясь ногами в уже здорово выросшей траве. Они и во время танца не сказали друг другу ни слова, но у Ляльки так сладко замирало сердце, а у Давида так подрагивали руки, что было ясно: между ними установилась невидимая, но уже очень прочная связь. Когда они возвращались домой в набитой дачниками электричке, Лялька постаралась быть притиснутой именно к Давиду. Она вдыхала его запах и была безмерно счастлива. Она не сомневалась, что они увидятся еще, и совсем не удивилась, когда при одном особо чувствительном толчке электрички Давид приник губами к ее уху и прошептал:

– Завтра в 18.00 на станции «Гостиный Двор»… Сможешь прийти?

– Конечно, – шепнула в ответ Лялька, а он невесомо поцеловал ее куда-то около уха.

На станции метро «Гостиный Двор» питерцы любили встречаться. Сошедшая с эскалатора Лялька сразу увидела Давида, стоящего на переходе с Невской линии универмага на Садовую под щитом с движущейся рекламой. Она подбежала к нему, и они обнялись так, будто ждали этой встречи сто лет. Этим же вечером он повез ее на свою квартиру на Караванной, и Лялька отдалась ему, не задумываясь и веря в то, что эта любовь будет у них с Давидом длиться всю жизнь. И она длилась целый год и собиралась длиться дальше, если бы… если бы ей не открыли, что он маньяк… А что, если его лечить? Найти каких-нибудь серьезных докторов? Может быть, даже и за границей? Отец Давида – какой-то большой начальник на «Петростали», денег наверняка не мерено… А что? Она бы ухаживала за ним… Или за такими не ухаживают? У него же не грипп… У него ведь даже повышенной температуры нет… А у нее так болит голова… В сумке, кажется, был анальгин. Лялька вытрясла содержимое сумки на липкий кухонный стол. Вместе с косметикой, расческой и анальгином вывалилась чужая связка ключей. Девушка с минуту непонимающе смотрела на нее, а потом все вспомнила. Ей предложили посмотреть на любовные утехи Давидика с другой. Она не извращенка! Она не пойдет! И зачем только взяла ключи? Она сейчас полежит в ванне, в горячей воде, затем смоет кровь и шампанское с пола и дверей, а потом… Потом и решит, что будет делать потом…

Лялька приняла таблетку анальгина и поплелась в ванную.

Горячая вода и таблетка сделали свое дело: девушка пришла в себя, ей даже захотелось есть. Когда она открыла холодильник, ей на глаза опять попался торт, и снова навернулись горючие слезы. Они вдвоем с Давидом специально выбирали самый большой и красивый, а теперь что… не есть же его… Лялька решительно вытащила коробку из холодильника, обрезала красную нарядную веревочку, сняла крышку и понесла торт в мусоропровод. Вместе с коробкой он не проходил в зев трубы. Девушка всхлипнула и руками стала отрывать от торта со взбитыми сливками скользкие куски и бросать их в мусоропровод. Одни куски проваливались, другие – прилипали к стенкам. Бело-розовые ошметки заляпали Ляльке лицо, волосы и халатик. За этим нестандартным развлечением девушку застала Лидия Тимофеевна, пенсионерка и общественница с большим стажем.

– Эт-то что еще такое? – заголосила она. – Люди тут убирают, а она тут гадит! Если у тебя торт стух, так и неси его на помойку! Куда только мать твоя смотрит, не понимаю! Я всегда говорила, что если девушка ходит по улице в голом виде, то, значит, от нее ничего хорошего не жди!

Лялька, оторвав глаза от торта, так затравленно посмотрела на бравую пенсионерку, что та несколько притихла и совсем уже другим тоном сказала:

– И нечего торты покупать, если их не есть… Люди тут в блокаду знаешь что ели?..

Лялька не стала слушать про блокаду. С остатками торта она пошла в свою квартиру. Шлепнув коробку на кухонный стол, она опять пошла в ванную, смывать с себя взбитые сливки и крем.