И вот вся эта хитрая машинерия с плеском села в лужу, вместе со мной разумеется — и мысль, что я ни разу не ксенопсихолог, не ксенолигвист или специалист по дознанию, утешения не приносила — нужен был результат. С горя с кручины начала рулить процессом вручную, но ничем подопечного и себя кроме ночных кошмаров не обеспечила, что же это за язык в котором одни и те же простейшие бытовые предметы называются десятками совершено разных слов? Словом — пришлось снизить уровень воздействия (дабы мой «контакт» не свихнулся окончательно) и потихоньку накапливать материал, как с помощью Тактика, так и самостоятельно откладывая в память наиболее характерные ситуации и выражения. Вот блин, а ведь хотела ошарашить подопечного, на третью неделю знакомства, связным выражением мысли, а то он, по-моему, меня животным считает — которого кто-то научил работе по дому, готовке, охоте и изготовлению ветряных мельниц, ага.
А вообще, это я просто философствую, не будь всей этой домашней рутины в виде готовки, мытья посуды и прочего — впору от скуки было лезть на стену. Надежды на быстрое изучение языка не оправдались, дни плавно переходили в декады, декады — однозначно намеривались складываться в месяцы. Чувство неправильности происходящего наваливалось с громадной силой. От него не отставало чувство подспудной опасности ситуации, и щекотка от ощущения, что я своему объекту жутко мешаю притом, в чем именно совершенно непонятно.
Так что на фоне надвигающейся катастрофы возможность узнать, как выглядит «семейный быт» изнутри следовало считать благословением. Когда еще выпадет такая возможность пожить в «пробном браке»? — честно говоря, мне понравилось, жаль только что луна с неба и то ближе…
Но все эти неурядицы напрягали не сильно, поскольку меня накрыло новое всепоглощающее чувство — ЛЮБОВЬ, накрыло буквально — с головой. Море… Как много заключено в этом простом слове, колыбель жизни, колыбель цивилизации. Мы покинули ее как и положено выросшим детям, но оно все равно осталось с нами — в составе крови, в снах о полетах…
Реальным полетам и в воздухе, и в космосе мы обязаны именно ему — нет у нас страха перед безбрежной бесконечностью, осознание мощи стихии и опасности — есть, а вот страха заставляющего искать норку поглубже — нет. Именно его изменчивому характеру, когда миг назад ласковое и солнечное, море в следующую секунду вспухает черным всесокрушающим валом, обязаны мы легкости, с которой принимаем перемены и создаем их сами…
Оттуда же и понимание, что можно и нужно бороться с силами, для которых ты не более чем песчинка и — победить. Дает оно и понимание, что победить можно все, кроме течения времени — но его можно и нужно делать своим союзником. Многому, словом, может научить эта бездна — если не убьет.
Потому к знакомству я подходила весьма осторожно — на равных, но без панибратства. Море ластилось и старательно прятало коготки, знаем мы эти мягкие лапки — сами такие. Контрасты, конечно, сбивали с толку, два совершенно разных мира были разделены тонкой пленкой прибоя — пустыня с барханами, или раскаленным камнем и глиной, где все живое, зарывшись поглубже, старается не испечься до ночи, и — прохлада с буйством жизни и красок, что днем, что ночью — меняются только участники этого карнавала.
Любоваться этими красотами можно часами и десятилетиями, но желудок мигом ставит все на свои места, как и часть тела пониже. Потому все красоты проходили критерийную оценку с легким гастрономическим оттенком — в смысле кого тут можно съесть, а кто наоборот — норовит съесть уже меня. За то что есть (и даже в лапы брать) не стоит — отвечал анализатор, за разборки с ошибающимися в меню — винтовка, нож, двадцать когтей и двадцать восемь зубов (два зуба «удачный» спуск таки не пережили — пришлось выдрать).
Недоразумений было не много, ни в чьё постоянное меню не вхожу, а к необычному принято проявлять осторожность, хотя у морских обитателей мозгов все же поменьше. Пришлось лишь свернуть шею какой-то здоровенной рыбине, прикидывающейся змеей — ей не понравился щуп анализатора, которым я шуровала в ее логове, и она чуть у меня его не вырвала, вместе с лапой заодно. Бросилась бы на меня — вполне могла бы рассчитывать на успех этой попытки, но она предпочла вцепиться в металлический и совершенно несъедобный предмет — туда ей и дорога. Мой подопечный, увидев зубастую башку, слегка посерел, но запеченную в глине змеерыбу наминал за обе щеки.
Какая-то рыбья мелочь, размером с пол меня, здорово напоминающая морской вариант крысы — характерным носом и расположенными далеко под ним кусалками, покусилась на мой левый окорочок, но тут ей вышел полный облом. Прокусить пусть и тонкую, но прочную пленку не помогли и несколько рядов конических зубов, некоторые даже остались мне в качестве трофея, к тому же они у нее толком не сходились — странная конструкция.