Мединститут

– Да пошёл ты на…

Вот так молодые люди первый раз поругались – крепко, всласть, по-настоящему поссорились, расплевались и разошлись в разные стороны. Помирились, правда, быстро. Уже на следующий день Нина попросила прощения. Глаза её были заплаканы, губы искусаны – видимо, внутренняя борьба была нелёгкой. Антон сразу же простил, хотя и не вполне искренне – он отдавал себе отчёт, что что-то не то происходит, что не так, совсем не так должна вести себя любимая женщина.

Совет Виктора Ивановича показался понятным и очень дельным. Но он слишком многое связывал теперь с этой девушкой. Уже всё так наладилось, что разрыв с ней разрушал всю намечающуюся перспективу! Без женитьбы не видать прописки, без прописки не видать интернатуры, без интернатуры не стать хирургом. Ставка здесь была если не больше, то никак не меньше, чем жизнь, и прекращение отношений с Ниной означало катастрофу.

Она тоже не представляла себя не женой Булгакова, в её мыслях «две судьбы были связаны навеки». Поэтому примирение состроилось быстро. Каждый признал себя неправым и выказал намерение пересмотреть ошибочные взгляды. Впрочем, после ссоры всегда так – обещаешь больше, чем можешь, лишь бы побыстрее всё вернулось. Готовность измениться угасает уже через несколько дней-  ведь речь идёт здесь о ядре личности, которое неизменно у каждого человека. Всё возвращается на круги своя, противоречия остаются, и новая, ещё более яростная ссора неизбежна.

Но Антон и Нина примирились вполне уверенные, что небольшое недоразумение выяснено, что теперь начнётся счастливая, бесконфликтная жизнь. Через несколько дней они подали заявление. Отношения возобновились такие же – прогулки, кино, кафе, поцелуи под подъездом. Речь о том, чтобы посетить общежитие, Антон не заводил из гордости, в душе надеясь, что Нина сама это предложит. Но она ничего такого не предлагала, и, кажется, была очень довольна, что Булгаков оставил свои попытки.

Да, дело шло к свадьбе с той неизбежностью, с которым надвигаются только грозные, эпохальные, и, как правило, бедственные события. С каждым днём неизбежность её становилась всё очевиднее.

Это было сложное для Антона время. Уже и все одногруппники знали о готовящемся событии и были приглашены, оповещалась родня, заказывался зал в «Витязе». Внешне Булгаков имел вид спокойно – счастливого человека, обретшего твёрдую почву под ногами, делающего Дело, человека ничем не хуже других. Человека, находящегося в полной гармонии с миром, с собой и с обществом. Но внутренне всё было не так.

Днём ещё чувствовалась эта гармония. Но ночи были мучительные. В «царстве вагуса», стоило хоть ненадолго задремать, как мигом снилась то Берестова в одних чулочках с горящими фосфорическими глазами, то Нина, раскидавшая ножки и ручки на зелёных простынях. Булгаков просыпался совершенно один, с жутким сердцебиением, в холодном поту, с торчащим в потолок половым органом, по размерам и крепости напоминающем пальмовый ствол. Орган зудел, орган саднил, орган требовал ласки и участия. Нужно было как-то спасаться, и Антон позвонил Алле Седовой. Девушка узнала его и была рада звонку, но на предложение встречи ответила неопределённо – занята. Причём занята будет и послезавтра, и, видимо, всю неделю.

Стало ясно, что с Аллой Булгаков «пролетел». Не оставалось ничего другого, как позвонить Наташе Заречновой, но там его и слушать не стали, сразу бросив трубку.

Так, впрочем, ему  и надо было!

VI

«По некоторым данным, в Москве 20 тыс. миллионеров, а в стране их до 100 тыс. Откуда они берутся, где работают?»

_{(Советская пресса, декабрь 1986 года)}

Медсёстры 2-й хирургии неспроста судачили о докторе Горевалове и «акушерке». Отношения клинического ординатора и студентки-

выпускницы всё больше и больше привлекали к себе внимание. Так уж устроены люди! Их всегда интересует то, что происходит с их ближними. Особенно если это – большое счастье и несчастье, смерть или любовь. Впрочем, последнее слово тут стоило употребить с осторожностью. Категория «любовь», кажется, была и совсем неуместна в данном случае, в случае Берестовой и Горевалова. Все, кто хоть мало-мальски знал обоих, даже не понял бы, о какой «любви» идёт речь и посмотрел бы на вас как на идиота. Трудно было вообразить пару более неподходящую для воплощения этого весьма расплывчатого понятия!