Медноголовый

— Ха! У тебя, Нат, нет сестры, которая из полковника верёвки вьёт, — жёлчно заметил майор, — И это прискорбное обстоятельство делает тебя гораздо уязвимее меня. Позволь мне напомнить: ты, бесспорно, сослужил добрую службу роду людскому, отправив на тот свет жениха моей бедняжки-племянницы, но, боюсь, нашего любезного полковника в этом не убедит даже сонм явившихся просить за тебя архангелов.

— Не убедит, сэр. — без выражения подтвердил Старбак.

В напоминаниях об убийстве Итена Ридли он не нуждался. Старбак застрелил Ридли в неразберихе, царившей на поле боя под Манассасом и с тех пор, как ни твердил себе, что сделал это в порядке самообороны, в глубине души знал: это было убийство, любовно выношенное и тщательно взлелеенное. Знал он также и то, что за это убийство ему на небесах спишутся многие иные прегрешения. Хотя, определённо, Вашингтон Фальконер, случайно оказавшийся свидетелем убийства обожаемого им Итена Ридли, Старбака не простит никогда.

— И всё-таки я хочу остаться в полку. — твёрдо сказал Натаниэль Бёрду.

Старбак был чужаком в чужом краю; северянином, сражающимся против Севера, и Легион стал для Натаниэля его новым домом. Легион его одел, накормил и дал верных друзей. В Легионе Старбак ответил для себя на самый главный вопрос юности: где моё место в жизни? Место Старбака было должностью офицера Легиона Фальконера, и это место его полностью устраивало.

— Что ж, удачи нам обоим. — промолвил Бёрд, думая о том, что удача им, ох, как понадобится, если он прав в своих подозрениях, и их передислокация к Сентервиллю — часть плана полковника Вашингтона Фальконера, замыслившего вернуть под своё начало отбившийся от его рук ещё под Манассасом Легион.

В конце концов, именно Вашингтону Фальконеру Легион был обязан появлением на свет. Вашингтон Фальконер дал ему своё имя, собрал и оснастил лучшим, что только можно было купить за деньги. Никто иной, как Вашингтон Фальконер привёл Легион для боя на берега ручья Булл-Ран. Полковник и его сын (тоже раненый в том сражении) сразу после битвы отбыли в Ричмонд, где их чествовали, как героев, что истине несколько не соответствовало, ибо, в отличие от сына, сам полковник пребывал в нетях тогда, когда Легион ценою немалой крови сдержал натиск рвущихся в тыл южного воинства янки. Рассказывать правду о роли Фальконера-старшего было поздно: Виргиния, а, вслед за ней и весь Юг, считали Вашингтона Фальконера новым царём Леонидом и требовали, чтобы ему дали под командование бригаду. И в этом случае, понимал Бёрд, новый Леонид пожелает, чтобы сердцем его бригады стал Легион его спартанцев.

— Что слышно, получит наш герой-голова-с-дырой свою бригаду? — Старбак подавил мучительный зевок.

— Поговаривают, что ему взамен предложат дипломатический пост. — скривился Бёрд, — Самое занятие для него. Лизать афедроны сильным мира сего у моего зятька выходит лучше, чем воевать. К сожалению, наши газеты воют, что наша армия не обойдётся без его полководческого таланта, и наши политики, вероятно, уступят их требованиям, как всегда и происходит, ведь уступить легче, чем шевелить собственными мозгами.

— И всё же я рискну. — сказал Старбак.

Нет, конечно, на Легионе Фальконера для него свет клином не сошёлся. Старбака звал к себе в штаб Натан Эванс, ставший генералом и командовавший по соседству разношёрстной бригадой. Капитану Эванс нравился, но Легион был родным домом, к тому же не мог Старбак поверить до конца, что командование решится доверить Вашингтону Фальконеру целую бригаду.

Вновь загремели ружья, теперь к северо-западу на расстоянии километров трёх. Офицеры переглянулись.

— Что-то очень уж энергично… — нахмурился Бёрд.

— Может, дозоры обмениваются любезностями? — с сомнением высказался Старбак.

Время от времени среди пополнений, поступающих к обеим враждующим сторонам, находились ретивцы, полагающие, что война идёт слишком вяло, и считающие своим долгом побудить врага к более активным действиям.

— Дай-то Бог, дай-то Бог. — кивнул Птичка-Дятел.

Подошёл старшина Проктор и доложил, что задерживающая выступление Легиона сломанная ось починена.

— То есть, мы готовы выступать, старшина? — уточнил Бёрд.

— Ну, ось, по крайней мере, нас больше не задерживает. — осторожно сказал Проктор, человек пессимистичного склада характера, всегда ждущий подвоха со стороны насмешницы-судьбы.

— Тогда выступаем, мой дорогой старшина, выступаем немедленно! — жизнерадостно воскликнул Бёрд и замер, прислушиваясь.

На этот раз стреляли где-то восточнее, на дороге. Бёрд запустил в клочковатую бороду длинные пальцы:

— Как, по-вашему…?

Закончить вопрос он не успел, прерванный пальбой, вспыхнувшей и там, где она слышалась минутой ранее, на северо-западе. Майор начал качать головой вперёд-назад, что служило признаком охватившего его волнения:

— Думаю, мистер Проктор, мы таки задержимся. М-да. — Бёрд щёлкнул пальцами, — Похоже, Господь Бог и господин Линкольн настаивают на том, чтобы мы задержались. Придётся уважить.