Мертвая комната

– Я сделала все возможное, чтобы уничтожить следы этого названия, потому, надеюсь и верю, что не знает. Но она может узнать – вспомните слова, которые я в безумии произнесла, уж они-то заставят ее искать именно Миртовую комнату.

– А если она найдет ее и прочитает письмо, что ж из того?

– Это принесет несчастье невинным людям. Это принесет смерть мне. Я говорю не о позорной смерти. Самое страшное, что я сделала, – это нанесение вреда самой себе; самая страшная смерть, которой я должна бояться, – это смерть, которая освобождает измученный дух и исцеляет разбитое сердце.

– Довольно, довольно, Сара. Я не прошу тебя открыть тайну, которую ты не можешь рассказать. Но все так запутано. Мне грустно, дитя. Грустно оттого, что когда-то ты оказалась в том старом доме, и оттого, что ты снова приближаешься к нему.

– У меня нет другого выбора, дядя, кроме как ехать в Портдженну. Если каждый шаг туда будет приближать меня к смерти, я все равно должна ехать. Зная то, что я знаю, я не смогу успокоиться, не могу спать, пока не достану письмо из Миртовой комнаты. Но как сделать, чтоб меня на заметили, чтоб не открыли моего намерения? Ты мужчина! Ты старше и мудрее меня, кроме тебя мне не у кого просить совета. Помоги мне, дядя Джозеф, помоги. Ты мой единственный друг во всем свете.

Дядя Джозеф встал, сложил на груди руки и посмотрел племяннице в глаза.

– Ты поедешь туда? Поедешь, чего бы это ни стоило? Скажи, в последний раз, Сара, да или нет?

– Да, это мое последнее слово. Да.

– Хорошо. Когда?

– Завтра. Я не должна терять ни одного дня, ни одного часа.

– Ты обещаешь, дитя мое, что сокрытие этой тайны принесет пользу, а обнаружение ее станет причиной несчастья?

– Да. И если б от этого слова зависела жизнь моя, я и тогда сказала бы: да.

– Ты также обещаешь мне, что не хочешь ничего, кроме как забрать письмо из Миртовой комнаты и убрать его в другое место?

– Ничего, кроме этого.

– И ни у кого больше нет права прикасаться к нему?

– Теперь, когда мой хозяин мертв, ни у кого.

– Хорошо. Я принял решение. Сиди здесь, Сара, и удивляйся, если хочешь, но молчи. – С этими словами старик пошел к двери, приотворил ее и позвал человека, сидевшего в магазине: – Сэмуэль, друг мой! Завтра я должен съездить с моей племянницей – вот с этой дамой – за город. Смотри за магазином, а если кто придет и будет спрашивать мистера Бухмана, говори, уехал за город и возвратится через несколько дней. А сейчас закрывай на ночь магазин и ступай ужинать. Желаю тебе, мой друг, приятного аппетита и хорошего сна.

Не успел Сэмуэль поблагодарить хозяина, как дверь в кабинет захлопнулась. Сара тоже не успела сказать ни слова, как платок дяди Джозефа утирал слезы, которые стремительно катились из ее глаз.

– Больше не будем ни говорить, ни плакать, – сказал старик. – Я – немец, и стою упорства шести англичан. Сегодня ты спишь здесь, а завтра обсудим все еще раз. Ты хотела, чтобы я просто помог тебе советом, но я поеду с тобой – это вернее всяких советов. Теперь я закурю трубку и подумаю, а говорить и действовать будем завтра. А ты ступай в постель. Возьми с собой шкатулку дяди Макса и позволь Моцарту спеть тебе колыбельную перед сном, она подарит тебе большее утешение, чем слезы. О чем плакать или за что благодарить? Разве это такое уж большое чудо, что я не отпускаю ребенка моей сестры одного на поиски в темноте? Я сказал, что твое горе – мое горе, твоя радость – моя радость. И если завтра Сара решится на риск, то и дядя Джозеф тоже! Спокойной ночи, дитя мое, спокойной ночи.

Глава II Снаружи дома

Ночь не изменила планов дяди Джозефа и его племянницы. Странная цель прибытия Сары в Корнуолл перепутала совершенно и смутила все мысли старика, но он сумел сделать один четкий и определенный вывод: у племянницы проблемы, а может быть она даже в опасности. Как только он уверился в этом, его решимость не отпускать Сару в одиночку казалась уже само собой разумеющийся.

Когда они с племянницей встретились утром, Сара заговорила о жертве, которую он приносит, о серьезных опасностях, которым он подвергает себя ради нее, но он отказался слушать ее, как и накануне вечером. Нет никакой необходимости, сказал он, дальше говорить на эту тему. Но если она сама передумала ехать в Портдженну, то может сказать об этом. Если же не передумала, то и говорить дальше было пустой тратой времени. Высказавшись в таких бескомпромиссных выражениях, дядя Джозеф попытался перевести разговор на повседневную тему, спросив племянницу, как она провела ночь.

– Я была слишком встревожена, чтобы спать. Не смогла победить своего страха и всю ночь только размышляла.

– И о чем размышляла? Вероятно, опять о письме, о доме в Портдженне, о Миртовой комнате?