Месть Альбиона

До поры до времени работа складывалась успешно. Даже неудавшееся покушение на Александра Третьего руководство Фитчу простило, — следом начали готовить новое. И тут, надо признать, англичанин совершил роковую ошибку. В числе объектов, предназначенных для вербовки, был известный художник Белозёров, интересный своими связями в высшем обществе Санкт-Петербурга. Его пригласили в посольство под предлогом заказа на портрет дочери посла и в конечном счёте завербовали. Кто же знал, что богемный живописец подставлен русской контрразведкой? Дело пошло наперекосяк и завершилось провалом второго покушения. А самое страшное — гибелью Арсения…

Убийца, мирно беседующий с жертвой, — было в этом нечто противоестественное… Хотя с кем ещё и поговорить, как не с тем, кого через несколько минут своей рукой отправишь на тот свет? Надо же объяснить, за что намерен отнять подаренную Богом жизнь. А может, палачу, как и всякому человеку, просто надо выговориться…

Свою историю Милица рассказывала неторопливо, явно не опасаясь, что их могут прервать. Это было странно. В доме находились и другие люди, — где же они? И почему никто не брал трубку телефонного аппарата, звонившего дважды? Однако напрасно Сергей напрягал слух, пытаясь уловить хоть какие-то звуки, хоть малейший шорох за дверью. Тишина в доме стояла мёртвая, нарушаемая лишь голосом женщины, его собственным тяжёлым дыханием и лёгким треском мерцающих свечей.

Наверно, мысли Сергея отразились на лице, потому что Милица засмеялась и махнула рукой.

— Не беспокойся, нам никто не помешает. Время позднее, да и нет никого.

— То есть как это нет? Куда же они делись?

— А ты не догадываешься?

Сергей оцепенел.

— Ты их… убила? Всех? — еле вымолвил он.

— Ну, конечно. А как бы мы с тобой иначе могли поговорить по душам? Убаюкала тебя хлороформом, а потом спустилась вниз и всех до одного ножами… Кухарку, слугу и пару твоих охранников. Кажется, никого не упустила? За три минуты управилась. Кухарка, правда, живучая попалась. Сама уже подыхает, а всё ко мне ползёт, хочет вцепиться…

Сергей рванулся с такой силой, что верёвка больно врезалась в руки и тело, а массивная станина кресла оторвалась от пола.

— Ах ты, тварь безумная! Такая же безумная, как и твой нелюдь! — рявкнул, задыхаясь.

Милица наотмашь ударила по лицу, — аж голова дёрнулась. Удивительно тяжёлой была эта тонкая рука.

— Мне на твою челядь плевать, — сказала негромко свистящим голосом. — Скоро и ты следом… Вот только налюбуюсь хорошенько, пока ещё на человека похож…

Она указала на диван.

— Видишь, лежат шесть ножей? Это всё для тебя.

— Щедрая ты больно, — сказал Сергей сквозь зубы. — Мне и одного хватит.

— Нет, так нельзя. Всё должно быть согласно ритуалу, — озабоченно произнесла Милица. — Первым ножом я отрежу тебе левое ухо. Вторым — правое. Третьим выколю левый глаз. Четвёртым — правый. Пятым отрежу нос. А уж только шестой, — этот в сердце. — Прервав жуткие разъяснения, улыбнулась Белозёрову и добавила почти ласково: — Визжать будешь, как свинья! Кричать, пока не осипнешь! Я вот так же одного за предательство прикончила — там, в Черногории… Двоих наших выдал туркам, их на кол посадили… Поверишь, умолял, чтобы я его быстрей добила. А я не торопилась, нет… И с тобой спешить не буду. Куда нам спешить? Пусть Арсения на том свете твои му́ки порадуют!

Распущенные волосы, болезненно блестящие глаза, кроваво-красные губы… Как же она в этот миг напоминала Медузу-Горгону из древнегреческого мифа, прочитанного ещё в детстве!

— Гореть тебе в аду вместе с твоим Арсением! — взревел Сергей, напрягая руки и ноги в тщетной попытке освободиться.

— Может, и так, — согласилась Милица, — может, и гореть… Но ты первый, первый. А я через два дня сяду на пароход и уплыву в Лондон. И там найду твою Элен. Она-то уже неделю как в Англии. Если бы эта сволочь не освободила тебя тогда в посольстве, сейчас «Держава» лежала бы на дне вместе с императором, и мой Арсений был бы жив… Скажи спасибо, что семью успел куда-то спрятать, а то и бабу твою, и щенков следом за тобой отправила бы.

Молчал Сергей, сло́ва не мог вымолвить. Горло сдавила ненависть, а сердце грозило вот-вот взорваться от бешенства и ужаса в предчувствии неизбежной гибели.

Милица хихикнула.

— Видел бы ты сейчас себя со стороны, — сказала она. — Красный, как помидор, глаза вытаращил, весь растрёпанный… Просто красавчик! — Наклонившись, спросила доверительным тоном: — Что, страшно умирать? Ну, признайся.

— Умирать всегда страшно, — невольно сказал Сергей сквозь зубы.

Женщина вновь хлестнула его по лицу.