Метаморфозы Уклейкина или быть Добру!.. (СИ)

- Ну как знаешь - было бы предложено, - нарочито заботливо продолжал Шурупов, - так это ты на свадьбе фонарей нацеплял?

- Там... - буркнул Володя.

- Ерунда... Бывает... Я помню раз... в Подольском училище на танцах с местными так сцепились... - начал было в несчётный раз предаваться тёплым воспоминаниям бурной молодости Петрович, как Володя буднично оборвал его:

- Рассказывал уже...

- Да?.. извини, склероз, собака, всю мою былую могучую память изгрыз, ну тогда давай, что ли за дружка твоего Серёньку чокнемся, что б ему мир да любовь в семью.

Василий Петрович, традиционно довольно крякнул, но по некоторым признакам, как-то: прищуренный, словно прицеливающийся правый глаз, и ощетинившиеся, как перед штурмом Берлина, усы было понятно, что он ещё не до конца отстрелялся по своей наболевшей теме; однако, что бы, не казаться слишком назойливым, хитро продолжил разговор по неожиданно всплывшему вопросу:

- Кстати, и тебе, Володенька, пора жениться - мужик без семьи и детей, что дуб без корней: окатило ливнем сверху, дунуло бурей - сбоку... и нет тебя, - сгинул на веки семени не оставив.

- Ты сегодня, дядя Вася, прям философ... только где их взять-то, что б на всю жизнь - сам знаешь какие сейчас девицы - им только богатых и известных подавай...

-Таких стерв нам даром не надо, - согласился Шурупов, - только ты не тушуйся - не все же они разом ссучились и по кабакам шастают: ты походи по театрам, библиотекам там разным, в церковь, наконец, зайди: уж там-то, наверняка, сохранились нормальные девушки, как были у нас в Союзе.

- Легко сказать, сейчас и библиотек почти не осталось, да и в театрах видел я, как они в буфетах юбки задирают... - грустно заметил Володя.

- Вот-вот, - зло, сжав кулаки, как перед долгожданной атакой, вновь напирал Василий Петрович на соседа, - куда не кинь всюду клин - опять мы возвращаемся к политике. - И, что б уж закончить об этом сегодня: заруби себе, Володька, на носу - мы не для того кровь проливали, что б нынче барыги и жульё недобитое затаптывали светлую память героев и превращали Россию в базар и проходной двор, где всякая залётная сволочь будет нас учить что делать и как жить! В общем, наливай лучше ещё раз по краям - хоть в этом от тебя прок... коли один чёрт тебе всё до лампочки...

Уклейкин покорно, словно по безоговорочному приговору трибунала, с горочкой разлил "Заваленку" и они, молча, не глядя в глаза, друг друга, снова выпили.

Надобно заметить, что Володя, безусловно, разделял справедливый гнев искренне уважаемого им ветерана, хотя и с некоторыми малозначительными оговорками, так как частично успел застать эпоху развитого социализма позднего СССР и мог сравнивать её с текущей вакханалией дикого капитализма, поднявшего своё алчное, пиратское знамя с людоедским лозунгом: 'Все на продажу!' над почти руинами после перестроечной России. Кроме того Отец его, профессиональный военный, успел привить сыну искреннюю любовь к родной земле и уважение к великим подвигам пращуров. И, всякий раз, когда случались похожие разговоры, он не то чтобы возражал по существу реально наболевших в обществе проблемах, а скорее стыдясь и внутренне обвиняя себя за мягкотелую пассивность на фоне решительного и отважного фронтовика, который открыто и бесстрашно выражал всё что по этому поводу думает, лишь корректировал со своей точки зрения аргументированные доводы соседа.

Таким образом, искренне и без всякой задней мысли Уклейкин всегда поддерживал подобные разговоры, которые походили скорее на нравоучительные монологи Шурупова с редкими репликами внимательного и подкованного образованием слушателя, чему одинокий пенсионер был по-своему благодарен. Более того, за долгие годы вынужденного сожительства в коммунальной квартире соседи притёрлись, свыклись друг с другом, как едва ли не родные. Но сегодня... сегодня, что-то надломилось в Володином терпении или, точнее сказать, в затянувшемся самоустранении от даже минимальных попыток изменения в лучшую сторону самого себя, не говоря уже, о пусть и, кажущемся, ничтожным, но крайне необходимом для истинного гражданина влиянии на положения дел в его собственном Отечестве, в пику ограниченному безучастному созерцанию и кухонному, безобидному, а главное - безопасному пустому осуждению безобразий, творящихся в стране.

- Брось, дядя Вась, ну чего ты опять заводишься: ничего нам не до лампочки, как ты постоянно твердишь... Просто время такое: то, блин, одно, то - другое. И потом, я тебе тысячу раз говорил: эволюция рано или поздно всё расставит по своим местам как надо, - невольно заводился Уклейкин, не смотря на то, что был глубоко поражён своими чувствами и мыслями, налетевшими как рой диких ос, во время разговора с Серёгой.

- Да пока твоя эволюция всё ворье по столбам развешает, оно, Россию, не дай Бог, в гроб вгонит: революцию надо поднимать - и шабаш! - не чего с ними цацкаться, а то ишь - совсем, ироды, страх потеряли - Сталина на них нет! - вновь пошёл в традиционную контратаку на оппонента Василий Петрович.