Вокруг было тихо и мирно, словно где-то в идиллической провинции, а вовсе не среди самого нищего квартала Марселя. В комнате со стрельчатыми окнами никого не оказалось, и девушка вышла в садик, с удовольствием ощутив тепло солнечных лучей. Как она и ожидала, Куинси был там. Лицо его осветилось радостью, когда он увидел ее. Сам он одет был как аристократ. Наряд ему шел, но казался неуместным на широких плечах и могучем теле, сплошь состоявшем из стальных мышц. Жанетта подумала, что куда естественнее он смотрится в черном плаще предводителя разбойников.
– Вы изменились, месье, – сказала она шутливо, присев в реверансе и потупив глаза, как и подобает крестьянке, знающей свое место.
– Да и вы совсем иная, мадемуазель! – засмеялся Куинси. – Надо еще обдумать, в каком наряде вы более очаровательны: в костюме крестьянки, подростка или знатной дамы. – Он пристально оглядел ее и задумчиво, медленно произнес: – Пожалуй, я в любом случае предпочитаю женщину.
– Вот только волосы еще не просохли, – быстро сказала девушка. – Но я захватила гребень.
С галантным поклоном Куинси вынул черепаховый гребень у нее из рук.
– Устраивайтесь поудобнее, мадемуазель. Поскольку у вас нет камеристки, придется выполнить эту приятную обязанность самому.
– О нет!..
Куинси молча усадил ее на скамью, залитую солнечным светом, и начал осторожно расчесывать длинные пряди, отливающие червонным золотом. Исходивший от них аромат кружил ему голову, безмятежная улыбка на полных губах Жанетты тревожила и манила. Она не шевелилась, зачарованная его движениями.
– Ты голодна?
– Ничуть. Возможно, позже аппетит появится.
– А как себя чувствуешь после всего, что пришлось пережить?
– Уже гораздо лучше, спасибо. Ванна вернула мне силы.
– Вот и хорошо… – Куинси помолчал и добавил небрежно: – Мадам Марго проведет этот день у своей сестры.
Жанетта затрепетала.
– Значит, мы одни? – прошептала она.
– Совсем одни.
– О! – воскликнула она и спросила, боясь тишины: – Ты проводишь здесь много времени?
– Не так много, как хотелось бы.
Они замолчали. Жанетта лихорадочно придумывала, что бы еще сказать.
– Здесь так хорошо! А моя комната! Она – само совершенство! Да-да, и платья тоже! Они так хорошо сидят, что я невольно подумала…
– Их сшили специально для тебя.
– Но почему?
– Я хотел бы одевать тебя, заботиться о тебе… чтобы однажды тебе стало ясно, что я кое-что значу в твоей жизни.
– Ты говоришь загадками, Куинси. Чем дальше, тем меньше я понимаю.
– Ничего, поймешь. – Куинси вложил в ее руки гребень и коснулся волос губами.
– Скажи хотя бы, зачем было выкупать меня у Жан-Клода! Ты же не собираешься сдаться на его милость?
Куинси задумчиво посмотрел на нее. В тот день, когда они с братом торговались, Жанетта знала, кто он такой, знала, что Куинси Жерар и разбойник Лис – один и тот же человек. Но она не выдала его.
– Твое любопытство вполне понятно, но лучше будет, если ты подождешь с вопросами. Позже я все объясню.
На ее лице отразилось разочарование.
– Мне нужно знать! Если не хочешь довериться мне, лучше отвези к тетушке!
– Дьявольщина! Не всегда и не все можно объяснить вот так, сразу! Не усложняй мне жизнь!
Он вдруг схватил Жанетту за плечи и поднял со скамьи, развернув к себе лицом. Глаза его снова были темными, полными непонятных ей эмоций.
– Что тебе нужно от меня? – против воли вырвалось у нее. – Зачем ты?..
В ответ Куинси с такой силой впился губами ей в губы, что ей стало больно. Этот поцелуй мучил и ранил, но при этом разбудил что-то глубоко в ее душе, какое-то неясное томление, желание – отклик, который был глубже, чем все, что она когда-либо испытывала. Из чувства протеста она попыталась вырваться, такая неистовая страсть вызывала страх, но объятие было ласковым и осторожным – объятие мужчины, который никогда не отпустит, никогда не позволит покинуть его.
Непонятная сила подхватила Жанетту. Со стоном она качнулась вперед, прильнула к мужскому телу, сознавая, что только в этих объятиях она испытала подобное чудо. Искра вспыхнула пламенем, пожаром охватила плоть и кровь, разбудила потребность обвиться вокруг могучего тела, где так неистово билось сердце.
Куинси подхватил Жанетту на руки и понес в дом, не замечая дороги. Только у подножия лестницы он сумел оторваться от ее губ, чтобы испытующе заглянуть в аметистовые глаза. Там смешались желание и страх. Она помнила тех, других, и от этого ее сердце сжималось, но плоть тянулась к плоти и требовала отдать себя мужчине.