– Ладно, – Мелисса отстранилась. У всех троих глаза были на мокром месте. – Вы, мальчики, лучшее, что произошло со мной в Миднайт Хилле, – она развернулась и открыла дверь. Папа махал рукой из машины. – И сегодняшний день это только подтверждает.
– Это взаимно, – тихо сказал Ламмерт.
Все взяли по зонту и пошли по мокрой мощеной тропинке. Косой дождь тут же намочил обувь и штанины. У самой машины Мелисса окинула взглядом дом. В окне второго этажа она увидела Роланда. Он неловко махнул ей ладонью, а затем скрылся за шторами. Мелисса улыбнулась.
– У вас, наверное, серьезные неприятности, – обеспокоенно спросила она.
– И не с таким справлялись, – Хьюго махнул рукой. – Все будет хорошо. Прощай, Лисса, – сказал он, пока держал для Мелиссы зонт. Она складывала свой, открывая дверь машины.
– Не говори это слово. Не хочу думать, что вижу вас в последний раз.
Мелисса уселась на широкое прохладное сиденье и закрыла дверь. Фары красного седана прорезали стену из дождя. Машина тронулась.
– В таком дерьмище мы еще не были, – тихо заметил Ламмерт.
– Мелиссе это знать необязательно, – сказал Хьюго, не переставая махать вслед машине, пока та не скрылась за поворотом.
Мелисса уткнулась в стекло, по которому бежали капли. Заброшенные дома теперь выглядели бесформенными коричневыми разводами. Даже не запечатлеть в памяти эти последние виды Туманной долины.
– Эй, ты чего хнычешь? – папа толкнул Мелиссу в плечо, и она вытерла щеки. – Брось ты. Сколько вы были знакомы, три месяца? Ну попереписываетесь чутка, будете друг другу звонить. А потом – пуф, – он изобразил руками взрыв. – И забудешь, как их звали.
– Нет, пап, тут все иначе.
– Я тоже так думал про всех своих друзей! Не иначе. Все, даже самые близкие, уплывают куда-то с годами. А тут какие-то одноклассники в Миднайт Хилле. Или ты была влюблена? – заговорщически спросил папа.
– Нет. Не в этом дело.
– Если была, то погрустишь на недельку подольше.
Машина осторожно вырулила на узкую дорогу. Они больше не заедут в город. Все вещи, оставшиеся в доме, были погружены в багажник и на задние сиденья. Теперь за окном лишь размывалась изумрудная хвоя растущих вдоль дороги сосен. Мимо проплыл баннер с надписью «Миднайт Хилл». Теперь весь страх остался позади. Мелисса ощущала это почти физически. Все тревоги, бессонница, кошмары, смерти и чувство вины остались гнить где-то в стенах города. Вместе с чем-то настоящим. Вместе с правдой. Вместе со старой беззаботной Мелиссой, которой она уже не сможет стать снова. Ей так хотелось оставить позади весь кромешный ужас, но теперь она не чувствовала в этом удовлетворения. Миднайт Хилл вытягивал из нее душу – и чем дальше они уезжали, тем меньше Мелисса ощущала себя самой собой. В городе осталось то, что она должна была узнать. И те, с кем она хотела быть рядом. Все это навсегда осталось там, в вечно мрачном, одиноком и туманном Миднайт Хилле, скрытом от глаз Бога под пеленой незримой пыли.
Когда выпал первый снег, Пол и Каришма наведались в поместье. За высокими окнами эркера Дороти держала малыша на руках. Она качала плачущего сына, рядом суетилась Моника.
– Как думаешь, она простит нас когда-нибудь? – произнес Пол, наблюдая за вдовой, что до хрипа плакала на похоронах.
– Я бы не простила.
Каришма закуталась в воротник и пошла подальше от окон. Снег скрипел. Пол засунул руки в карманы и направился за ней.
– Когда достроим Дом, давай поставим там большую ванну? – вдруг буркнула Каришма, не поднимая взгляда.
– Как скажешь, юная главнокомандующая.
Каришма ухмыльнулась, незаметно смахнув горячие слезы со щек.
Эпилог
От каменных сводчатых потолков отражался звук грузных шагов. Как только люди в холле замечали их источник, они уже не могли отвести любопытного и испуганного взгляда от высокой и властной фигуры в сопровождении десятка человек в одежде с высоким воротом. Лысина мужчины была забрызгана кровью, он нервно дышал своим клювовидным носом, таща в руках кровоточащую голову. Он швырнул ее в центр, чтобы все сотрудники могли увидеть. Длинные оленьи рога, торчащие из отрубленной беловолосой головы, заскребли по мраморному полу. Сопровождавшие остановились за спиной мужчины. Их потрепанные и израненные тела подкашивались от боли и усталости.
– Кто скажет мне, – громко и величественно произнес он, что даже те сотрудники, что были заняты делом, в оцепенении подняли на него глаза, – что это за существо, тот получит повышение! И чтобы больше никаких идиотских ошибок, из-за которых мы месяцами искали волков, вместо этих, – он презрительно посмотрел на рога, – оленей.
По залу тревожной волной разносились шепоты.
– Я спрашиваю, что за рогатые существа проводят обряды в вашем долбанном городе!
Толпа стала расступаться. Один из Охотников, поправив очки, сделал шаг вперед.
– Полагаю, это лунн, господин Линд. У нас в содержании есть самка. Мы изучаем ее уже семнадцать лет, и в последние три месяца у нее отмечена повышенная психомозговая активность.
– Почему никто не сообщил?