– Ну, что вы думаете? – весело спросила студентка.
– Я думаю, что вот-вот будет восстановлено еще одно вытесненное воспоминание, – сказала я.
8
Разрушенная семья
Мой отец любил детей. Он всегда играл с маленькими кузенами, когда они к нам приезжали. Он проводил много времени с подростками в церкви и все такое, вот! Знаете, и отцом он был хорошим.
Получается своего рода психотерапевтическая ловушка: если человек не признает свою вину, это называется отрицанием. Поскольку отрицание – патологический симптом, любые попытки доказать свою невиновность доказывают обратное.
Не существует идеальных отношений между родителями и детьми. Оглядываясь назад, мы часто думаем, как хорошо было бы, если бы в детстве наши родители уделяли нам больше внимания, любви, относились уважительней. Это желание есть у всех, даже люди, выросшие в счастливейших семьях, иногда сожалеют, что все было не так, как могло бы.
История Дага Нейгла и его семьи1 поднимает несколько важных вопросов. Могут ли эти неудовлетворенные противоречивые желания под влиянием предположений, намеков и продолжительного давления со стороны окружающих превратиться в ложные воспоминания о сексуальном насилии? Когда пятнадцатилетняя Дженнифер Нейгл начала посещать психотерапевта, она не помнила никакого сексуального насилия по отношению к себе, но после десяти с лишним месяцев интенсивной психотерапии она в деталях восстановила воспоминание об этом – откуда оно взялось, почему появилось так неожиданно и вызвало такую эмоциональную бурю? Поиск ответов осложняется еще и тем, что конкретно в этом случае обвинения выдвинули две дочери. Казалось бы, доказательства налицо, потому что обвинения со стороны одной из дочерей подтверждают обвинения другой.
Когда я согласилась давать свидетельские показания на стороне защиты по уголовному делу Дага Нейгла, я поняла, насколько убийственными выглядели доказательства. Но, как вы узнаете, в этой истории все оказалось не так просто. Единственная истина, о которой можно говорить с полным убеждением, – это то, что семья, когда-то совершенно нормальная, была медленно и методично разрушена системой, якобы созданной для защиты невинных.
«Меня предупреждали, что ты, возможно, будешь все отрицать».
«Отрицание означает, что ты опасен».
«Ты просто категорически все отрицаешь».
У Дага Нейгла было такое чувство, будто он оказался в ночном кошмаре. Он смотрел по сторонам, трогал одеяло, зарывался ногами в ковер, вертел обручальное кольцо на пальце. Он пробовал моргать, глубоко вдыхать, кашлять, задерживать дыхание – все что угодно, лишь бы этот сон закончился, и он вернулся в реальный мир. Бесполезно. Это и был реальный мир. Он находился в своей спальне, часы показывали девять вечера, а его жена
Дебби начала излагать свои обвинения более детально, говоря неестественно спокойным и отстраненным голосом. К двадцатитрехлетней
– В органы опеки? – переспросил Даг. Он не мог поверить своим ушам.
Дебби кивнула.
– Психотерапевт Дженнифер и социальные работники из органов опеки сказали нам, что будет лучше, если ты на время съедешь.
– Но я не насиловал своих детей! – запротестовал Даг.
– Меня предупреждали, что ты, вероятно, будешь все отрицать.
– Я не могу во все это поверить.
– Отрицание означает, что ты опасен.
– Пожалуйста, Дебби, ты должна сказать мне… что я сделал?
– Ты просто категорически все отрицаешь.