Миллион оттенков желтого

Тут генеральша начала подозрительно вилять и путаться в показаниях. Сначала сказала, что вторженцы вскрыли сейф. Потом заявила: не знает, пропало ли оттуда что-то.

Мы ей, конечно, не поверили. Кому это надо — вламываться в квартиру через стену, пусть даже дощатую, и вскрывать сейф, чтобы ничего из него не взять?

— Темнит Галина, — шепнула мне тетушка, когда ликер был выпит и хозяйка удалилась за добавкой.

А Марфинька, божий одуванчик, восторженно заметила:

— Такие они милые — эти Требушинские! Мне очень нравится у них бывать, — и удалилась в угол, занятый огромным старинным зеркалом в массивной деревянной раме.

Зеркало было мутное и потому волшебное. Морщины и прочие несущественные детали внешности оно не отражало, и Марфинька в нем смотрелась именно той, кем себя ощущала: богиней утренней зари.

— Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос[3], — негромко процитировала я по случаю.

Мне редко доводится продемонстрировать знание поэзии Гомера, нельзя упускать такую возможность.

— Ложе покинул и царь Менелай, вызыватель в сраженье, — моментально откликнулась тетя Ида.

Я уважительно кивнула: мало кто цитирует четвертую песнь «Одиссеи», обычно ограничиваются второй. Они обе, чтоб вы знали, содержат ту строчку про Эос, но продолжение следует разное.

«Царь Менелай, вызыватель в сраженье» явно проассоциировался у тетушки с генералом Федоскиным, хотя тот ложе не вполне покинул — переместился со спального на смертное.

— Что бы там ни украли, это имело отношение к Фердинанду, — уверенно сказала тетя.

— Вынесли их практически одновременно, — кивнула я. — Фердинанда и что-то из его сейфа.

— А Галина, возможно, и вправду не в курсе, — продолжила тетя. — Благоверный ее был просто помешан на секретности. Даже странно, что она знала о существовании сейфа.

— Узнаешь тут, когда в стене дыра и дверца нараспашку, — проворчала незаметно подошедшая генеральша.

Я посмотрела на нее с сочувствием. Реально тяжелый денек у бедной женщины выдался! Хотя внезапно обнаружить потайной сейф совсем не то же самое, что вдруг увидеть пустую сквозную пробоину. В сейфе же наверняка было что-то ценное. Какая-никакая, а компенсация за нервные переживания.

Очень хотелось выяснить, что же там нашлось-то, в сейфе, во всех смыслах внезапно открывшемся, но тетушка, угадав мои мысли, покачала головой: не надо, не спрашивай. И в самом деле, объяснить такой наш интерес было бы трудно.

Мы выпили еще по рюмочке ликера. Вернувшаяся к нам Марфинька попыталась выспросить у Галины, как дела у многочисленного семейства Требушинских, всех мифических представителей которого она помнила поименно, но Федоскина не захотела играть в эту увлекательную игру и дала понять, что нам пора удаляться. У нее были назначены в дорогой частной клинике какие-то лечебные процедуры для поправки морального и физического здоровья, из чего я заключила, что следовать за мужем жена не собирается, планирует еще жить-поживать.

Вот точно в сейфе было что-то ценное, без средств к безбедному существованию вдовица не осталась.

Удивительное дело: за время нашего отсутствия диспозиция будто и не изменилась: Ирка и Волька все так же сидели за столом. Подруга невозмутимо трапезничала, а кот напрасно испепелял ее огненным взором — куда до него джедайскому мечу.

— Вы что же, с утра не вставали с места? — удивилась я, распахнув дверь и любезно пропустив вперед тетушку.

Боря, который нынче Жоржик, повез Марфиньку в ее родные пенаты, а мы вернулись на Петроградку.

— Мы-ы, мы-ы! — противным голосом неисправимого кляузника заныл Волька, бухнувшись со стула к ногам хозяйки.

— Мысли не допускаешь о том, что я не дам тебе… Чего я ему не дам? — Тетушка, снимая шляпку у зеркала, оглянулась на Ирку.

— Мя-а! — первым ответил кот, сел в позу «Верный Джульбарс на охране границы» и уставился на тетушку взглядом, полным преданности.

— Мясо из борща, — развернула лаконичный кошачий ответ Ирка. — Я не дала ему телятину, но курицу он уже слопал.

Мы с подругой родом с Кубани и умеем готовить правильный борщ. В идеале в нем должно быть два вида мяса, которое нужно варить поочередно и… Но не буду уподобляться Марфиньке с ее художественной декламацией рецептов для примуса.

— Воля, ты же знаешь: коту нельзя есть слишком много человеческой еды, — напомнила тетушка зверю. — Могу предложить прекрасный сухой корм. Будешь?

— Мо-о, — скандальным голосом молвил кот, хлестнул хвостом и в два прыжка ускакал наверх — в светлицу, а потом, судя по скрипу форточки, за окно — на крышу.

— Можете сами есть свой сухой корм, — машинально перевела я с кошачьего на человеческий и покачала головой. — Однако разбаловали мы животное!

— Ничего, нагуляется — слопает и корм, — рассудила Ирка и переместилась к плите. — Все будут борщ, я наливаю?

Бум! Входная дверь содрогнулась. Старинный бронзовый колокольчик, которым тетушка сзывает домочадцев к столу, ударился о стену и приглушенно звякнул.

— Кто стучится в дверь ко мне? — подняла брови тетушка.

— С толстой сумкой на ремне! — подхватила я цитату.